Жить в России

Интеллигенции проще приспособиться к обществу, где ее социальный статус прочно закреплен традицией и законом, чем к изменчивому миру капитала и демократии. Идеалом же является рациональное общество — «разум» заместит собой место свободной экономики и политической борьбы, то есть социализм. Наиболее же востребована интеллигенция в процессе борьбы с режимом — здесь она может проявить себя во всей полноте.

Ричард Пайпс: Интеллигенция считала само собой разумеющимся, что русская бюрократия — это стадо тщеславных и алчных тупиц. Однако последующие события продемонстрировали ошибочность интеллигентских представлений, ведь, придя к власти в феврале 1917 года, они за каких-нибудь два, от силы четыре месяца дали распасться государству и обществу — тому самому государству и тому самому обществу, цельность которых бюрократы все же худо-бедно сохраняли на протяжении веков. Ясно, они умели нечто такое, чего интеллигенция не умела.

Вряд ли вызывает сомнение тот факт, что сегодняшние борцы с «кровавым режимом» являются прямыми потомками народовольцев и революционной интеллигенции начала XX века.

Дуализм

Не в силах внешние умы

вообразить живьем

ту смесь курорта и тюрьмы,

в которой мы живем.

Игорь Губерман

В России одновременно могут быть правы обе стороны, любое явление имеет двойственный характер. Как, например, относиться к человеку, который борется с наркоманией, нарушая закон? Или к хирургу, который оперирует нетрезвым?

«Русский репортер» (из интервью с Владимиром Маньковым): Я могу оперировать когда угодно и в каком угодно состоянии. Хоть вверх ногами. За 25 лет все доведено до автоматизма, как у обезьяны. Взять хоть последний Новый год. Вечер 31 декабря, я дома с семьей, стол давно накрыт, уже порядком выпил. И тут звонок из больницы: двое, у одного огнестрельное, сердце задето, у другого ножевое; «скорая» уже сигналит под окнами. К трем ночи еще двоих привезли — ножевые: опять в сердце и поражение печени. Потом и еще двоих. В общем, закончили мы в полседьмого утра. Сели с мужиками в ординаторской, отметили. Потом к палаткам пошли, пива выпили. И по домам. А дежурный хирург обратно на работу.

Правы те, кто скажет: герой. Те, кто скажет «преступник», тоже будут правы. Молодые и целеустремленные «западники» скажут, что нужно навести элементарный порядок и строго следовать закону. Те, кто постарше, осторожно скажут, что если наказать этих людей, то некому будет ни лечить раненых, ни противостоять барыгам.

Мы помним, что интеллигенция выполняет двойную функцию: защищает личность от произвола власти и консервирует сословное общество. Но точно так же двойственна и власть: она и деспот, и «единственный европеец». Нельзя искоренять одну функцию, не затрагивая другую. Отсутствие репрессий, конечно, благо, но нет удержу коррупции и отсутствуют социальные лифты.

Рассуждая о причинах вечной неустроенности — неупорядоченности, можно погрузиться в философские глубины. Русская культура вечно озабочена проблемой соединения несоединимого. В нашей культуре должное и сущее находятся в постоянном антагонизме. На одном полюсе недостижимый сияющий идеал, а на другом — оставленный богом, погрязший в грехе и мерзости мир. Мы не нашли способ преодолеть это противоречие.

Андрей Пелипенко: В русской культуре, наследующей традиции византийского православия доктринального решения медиации Должного и Сущего не найдено.

А раз культура не решает проблему преодоления противоречия между должным и сущим «сверху», то единственным ответом становится выход на тот уровень, где этого противостояния еще нет, — миры, горний и дольний, сливаются в бутылке. Единственной универсальной формой преодоления противоречий между должным и сущим в русской культуре стал алкоголь (сейчас добавились еще и наркотики).

Можно констатировать наличие некоторой константы нашей жизни. Русская душа противится упорядочению, она не может существовать в «правильном» режиме.

Геннадий Гладков: Я сейчас читаю Мамина-Сибиряка — про русские прииски. Рабочие в Сибири предпочитали у русских работать, а не у иностранцев. Говорили, что у иностранца опоздаешь, и он потом вычитает из зарплаты. А русский вообще ничего не платит, но зато когда праздник — выкатывает бочку с водкой. А когда уже совсем плохо, то жена идет жаловаться к хозяину, и он дает ей из жалости три рубля. Жить можно: русского человека уважили — на водку дали. Есть какая-то русская дикость, которую очень сложно истребить. Но с прогрессом мы, видимо, что-то утрачиваем, поэтому и боимся его как огня.

Соединяя несоединимое, решая одновременно две противоположные задачи, мы обрекаем себя на неизменность.