Житейские сцены

— Ишь какая, все знает. А кто тебе это сказал? — небось вот кто,— он указал пальцем на Андрея,— чутьем узнал, чутьем, мошенник, что его превосходительство меня потребовали, и сейчас шмыг сюда! То есть черт их знает, этих влюбленных, как они пронюхают все, что им нужно. Ведь вот я сам точно такой же был… Ты что, егоза, смеешься?.. Думаешь, что я всегда такой старый был, как теперь? Врешь, еще получше твоего жениха был. Бывало, как припомадишься, да завьешь себе кок, да манишечку наденешь это глаженую, да как станешь в храме господнем на клиросе, так ваша сестра, девчонки, то и дело на меня искоса поглядывают… Сама поклон в землю кладет, а глаза-то все в сторону смотрят. Да что вы у меня, в самом деле! Вот я вам покажу себя, женюсь. Да еще на ком? На Фекле Фоминишне женюсь, на заседательской дочери. Вот и будешь знать, как над отцом смеяться, как мачеху наживешь.

— Ты что-то нынче особенно в духе, отец. Не награду ли тебе обещал Тупицын?

— В самом деле,— вмешался Андрей,— я редко вас вижу таким веселым. Верно, что-нибудь есть такое…

— Да еще какое! Что дашь, Маша? Скажу тебе радость. Сигар десяток купишь отцу?

— Ну говори, что такое?

— Нет, ты скажи, купишь?

— Да они вон на лежанке, куплены еще давеча… Говори же.

— Ай да дочурка, молодец девочка. Ну, теперь можно, так и быть. Слушай же: его превосходительство, в день рождения своей супруги, то есть в следующий четверток, изволит давать торжественный бал.

— Мне-то что ж до этого бала?

— Погоди, погоди, не торопись. Не сейчас к докладу,— и Василий Степаныч расхохотался своей остроте.— Приглашение по билетам рассылают… Вообрази же ты себе, что вдруг ты получаешь от их превосходительства печатный билет, наравне с какою-нибудь вице-губернаторшей,— ты, казначейская дочка! Ну что! Каково? А? А ведь получишь, дурочка, ей-богу, получишь! Ее превосходительство сама мне изволила сказать: надеюсь, говорит, что вы вашу Машеньку привезете. Впрочем, я, говорит, ей билет пригласительный пришлю. Слышь, Маша? А? Билет! Да мы этот билет в рамочку вставим, пусть он в твоей комнате и висит. Ведь тебе в своей жизни, может быть, другого приглашения от вельможи не случится получить.

Маша и Андрей засмеялись.

— Что, рады? То-то же. А все я, я! Мне этим обязаны!

Маша подошла к отцу, положила ему на шею свою руку и сказала с улыбкой:

— А я не поеду на бал.

— Что-о-о? К их-то превосходительствам не ехать? Да ты это меня, видно, морочить захотела? Стар я, брат Машута, не надуешь. Вижу я, что у тебя в зрачках-то делается, вон, вон, так и бегают глазенки. А в душе-то, чай, во все колокола звонят.

— Не шутя говорю, не поеду. Что мне там делать?

— Как что? Известно, что делают,— танцовать будешь. Или разучилась? Небось с Андреем Борисычем-то немало по зале кружитесь.

— Ужасно весело танцовать с незнакомыми. Дам и девиц тоже у меня не будет там знакомых. Не с кем слова сказать… Если б Андрей поехал, другое дело.

— Что ты, Маша? — возразил Шатров.— Захотела, чтоб учителя на такой знатный бал приглашать стали… Разве ты не помнишь, как губернаторша говорила, что в собрании никого дам не было. Кто ж танцовал? — спрашивает прокурор.— Учительские жены!

— И сколько хлопот для этого бала!

— Ну, уж как хочешь, а поезжай… Что же я скажу-то ее превосходительству? Ведь меня, Маша, просто сочтут свиньей неблагодарною. Эдакую честь делают темному, маленькому человеку, а я воспользоваться ей не умею… Нет, Маша, как хочешь, воля твоя, и не моги отказываться, не огорчай ты меня…

— Ну, пожалуйста, отец, скажи, что я занемогла.— Она поцеловала отца.

— Что ты, господь с тобой, Маша! Болезнь на себя накликать! Этого и не думай. Я во все время службы своей никогда не отговаривался болезнью… Ни, ни! ни в каком разе. За это за самое бог-то и карает. Вот у нас Хлопушкин, канцелярист, закутил и перестал в должность ходить; болен, мол, лихорадка трясет. Лихорадка-то и пришла в самом деле, да вот с полгода его, голубчика, и трясет. Накликал, значит, лихую болесть. Нет, нет! Ты у меня этого и не затевай.

— Да что это им вздумалось меня приглашать?..

— Денег, видно, опять у Василья Степаныча просили,— заметил Андрей.

— Ах, отец, как это ты даешь казенные!

— Что ты, что ты! Его-то превосходительству отказать! Да кому же после этого и поверить… Слава богу, жалованье не маленькое получают; да и крестьяне свои есть. Будет чем отдать… Люди они благороднейшие, ведь уж не в первый раз даю. Другому, конечно, сохрани боже!.. скорее повесить себя позволю… или сам чтобы когда… нет! этого нет!.. Ну, а начальнику как же не дать? Известно, расходов у них много. Шутка ли, прислуга одна чего стоит, четыре повара на кухне. Опять лошадей тоже восемь содержат; кучера, конюхи там разные. Ну, гости каждый день; чай, сахар… все это пудами небось выходит… а чай-то видишь какой. Да и нельзя иначе, место такое занимают. Надобно себя показать; одно слово — вельможа.

— Смотрите, будьте осторожнее, Василий Степаныч!