Житие Дон Кихота и Санчо

Покуда каноник и священник ублажались банальностями, Санчо подошел к своему господину и сообщил ему о том, что среди сопровождающих — священник и цирюльник, их односельчане, а Дон Кихот отвечал ему, что, возможно, Санчо так кажется, но ему никоим образом не следует думать, что так оно и есть на самом деле, ибо на самом‑то деле они видения, порожденные чарами, цель которых завести беднягу оруженосца в «лабиринт обманов воображения».[33] Так оно и есть в действительности: ни священники, ни цирюльники не являются теми, кем кажутся, они видения, порожденные чарами, и цель их завести нас в лабиринт обманов воображения. И Рыцарь добавил: «…я вижу, что меня посадили в клетку, и знаю, что так пленить меня могли бы только сверхъестественные силы, и уж никак не человеческие (…) что же ты хочешь, чтобы я заключил и вывел из этого, как не то, что способ, каким я очарован, превосходит все, что мне приходилось читать в романах относительно очарованных странствующих рыцарей».

О неколебимая и чудотворная вера! И впрямь не по силам человеку обратить в безысходное рабство и запереть в безысходную клетку другого человека: даже в наручниках, кандалах и веригах свободный всегда пребудет свободным; и если кто‑то ощутит, что ему не двинуться с места, стало быть, околдован. Вы толкуете о свободе — и добиваетесь свободы внешней; требуете свободы мысли, вместо того чтобы учиться мыслить. Ты страстно жаждешь летать, хотя заперт в клетку, влекомую волами; а желание подарит тебе крылья, и стены клетки твоей раздвинутся, и она превратится во Вселенную, и ты взлетишь к небосводу. Не сомневайся, все невзгоды, что выпадут тебе на долю, — плод колдовства, ибо нет человека, который был бы в состоянии засадить в клетку другого человека.

Но Санчо упорствовал в своем намерении; и, чтобы доказать своему господину, что тот вовсе не околдован, как сам полагает, осведомился, не хотелось ли ему сделать такое дело, от которого не отвертишься, на что Дон Кихот отвечал: «Теперь понимаю, Санчо! Конечно, хотелось, и не раз, да и сейчас как раз хочется. Помоги мне в этой беде, потому что не все у меня тут в полной опрятности».

Глава XLIX

в которой излагается умнейшая беседа между Санчо Пансой и его господином Дон Кихотом

И тут Санчо вскричал, торжествуя: «Ага, вот вы и попались!», ибо хотел он доказать, что Дон Кихот на самом деле не был очарован, хотя на самом‑то деле он как раз очарован и был. На что отвечал Рыцарь: «Правду ты говоришь, Санчо (…) но я уж тебе говорил, что бывают разные виды очарованности…».

Разумеется, столько их, сколько людей на свете. И то обстоятельство, что человек — раб собственного тела, тесной и жалкой клетки, передвигающейся еще медлительнее, чем та, в которой волы везли нашего идальго, так вот, это обстоятельство вовсе не наталкивает нас на вывод, что в низменном нашем мире вся жизнь одно только сплошное наваждение. Так рассуждают Санчо–ма- териалисты, приходящие к заключению, что существует лишь воспринимаемое органами чувств, осязаемое, обоняемое; и приходят они к сему заключению, поскольку все мы, герои или негерои, должны справлять большую нужду и малую. Необходимость делать такое дело, от которого не отвертишься, вот ахиллесов аргумент¹⁰⁹ философского санчопансизма, в какие бы наряды он ни рядился. Но Дон Кихот хорошо сказал: «Я знаю и уверен, что меня очаровали, и поэтому совесть моя спокойна». Великолепный ответ, ставящий спокойствие совести выше обмана чувств! Великолепный ответ, противопоставляющий совесть потребности удостовериться. Мало кому удавалось дать формулу веры убедительнее. То, чего довольно для спокойствия совести, и есть истина, только это истина и есть. Истина — не логическое соотношение меж видимым миром и разумом, который тоже видимость, истина —у проникновение мира субстанциального в глубины совести, также субстанциальной.