Житие колдуна. Тетралогия (СИ)

  - Перепишите все немедленно, - сказал, как отрезал маг и, взяв из моих рук лист, разорвал его пополам. - И если я обнаружу еще одну ошибку в таком ключе, то вам, миледи, не место в качестве моей помощницы.

  У меня дрогнуло сердце, а горло задушила несправедливая обида - я тут выбивалась из сил, старалась, а он еще недоволен!

  - Да я! - воскликнула я, сжимая в руке перо. - Как вы можете?!

  - Если вам что-то не нравится, - маг издевательски улыбнулся и показал рукой на дверь, - выход там. Я вас не держу.

  И сказав это - исчез. Я смотрела на место, где секунду назад стоял маг и пылала от гнева, бросив на стол обломки пера. Как! Я! Его! Ненавижу! Он специально надо мной издевался, думая, что так сможет меня спровадить! Но я тоже не лыком шита! Я ему покажу настоящее смирение и недюжинное упрямство! И пусть Великая Элисень будет мне свидетельницей!

  - Великая! - я встала из-за стола и упала на колени, осенив себя в священном жесте. - Подскажи своей непутевой дочери правильный путь, даруй ей свое милосердие и награди силами, дабы оная смогла преодолеть все тяготы и невзгоды! Смиренно просит тебя дочь твоя, Ирен, и надеется, что ее молитва будет услышана!

  Не знаю, вняла ли моему крику души милостивая богиня, но как только я начала молиться - услышала тихий перелив колокольчика, который сразу же смолк, как только я замолкла. Мне показалось это странным, ибо за всю свою жизнь я неистово молилась множество раз, но доселе не было таких странных явлений. Или же это все мне почудилось от переутомления?

  Я встряхнула головой, протерла глаза, прочистила уши и вновь прислушалась. Тихо. Только размеренно тикали часы, да слышалось свое дыхание - колокольчик больше не звенел.

  Если бы со мной это произошло раньше, то я бы вмиг выкинула такие глупости из головы, но сейчас мной завладело любопытство. Интуиция подсказывала, что проигнорировать это явление не следует, ведь возможно оно относилось непосредственно ко мне. А вдруг это подавал голос тот самый артефакт, услышав мою мольбу? Ведь это священная реликвия - слезы Элисень, -частичка души Всемилостивой Богини, а я взывала именно к ней.

  Во мне новой силой вспыхнула надежда, сердце забилось сильнее, предчувствуя скорую победу, только на задворках сознания тлел небольшой огонь недоверия - я так и не смогла до конца поверить, что мне повезло. Но попробовать "помолиться" вновь, чтобы подтвердить мою догадку, следовало.

  В этот раз я к "молитве" я подошла основательно: нашла место, с которого удобно просматривалась вся лаборатория, настроилась на самую длинную заповедь в девяносто куплетов, которую знала. Меня ее заставил выучить отец - это было мое наказание за то, что я заснула на одной многочасовой службе нашего Верховного жреца. Этот случай произошел в детстве, но заповедь я до сих пор помнила назубок, ибо отец был суров - заставил учить, пока все девяносто куплетов запомнились без заминок, оговорок, и на распев. Я за это ненавидела нашего жреца и пакостила ему как только могла. Чего стоит вспомнить как из-за моих шалостей на службах было нашествие ежиков, на алтаре обнаружился осиный улей, полный разозленных ос, а вместо благовоний в жаровню я подсыпала курительную смесь из будуара одной придворной дамы и воскресную службу отменили - я, думаю, почти половина королевского двора слышала их хихиканье и видела танец жрецов: оголенных по пояс, с разрисованным телом и лицом, воздающих хвалу сыру.

  Прочистив горло и распевшись, я начала петь "Слово о всепрощении и помиловании за грехи тяжкие, богохульство ярое и пособничество Настерревилю поганому". Пела я вдохновлено, соблюдая ритм и попадая точно в ноты, стараясь, словно выступая на открытом концерте в нашем храме в честь Великого праздника Очищения Всемилостивой Элисень.

  Первые двадцать куплетов было тихо, потом послышался звонкий перелив колокольчиков нарастающий с каждым новым куплетом все сильнее, к сороковому - к ним добавилось чистейшее женское сопрано, от которого у меня пошли по коже мурашки. Он вторил моей мелодии на пару октав выше и пел с гармоничными переливами слова на певучем незнакомом мне языке. У меня перехватывало дыхание от восторга, я сбивалась и путала ноты, безбожно фальшивя, но чужеродный голос словно не замечал моих ошибок, все сильнее и сильнее разливаясь по комнате дивной небесной мелодией. Посвежел воздух, словно после весенней грозы, едва уловимо запахло васильками, а я почувствовала необычайный духовный подъем - усталость сняло как рукой, и захотелось петь: ярко, чувственно. Мой голос шел прямо из груди и был так необычайно чист, бархатист и глубок, что дуэтом получилось необыкновенно красивое пение.