Житие, проповеди

ния, требовал: «Отдайте нам нашего владыку». Власти попросили его выйти на балкон, однако и после этого народ не успокаивался. Тогда власти поторопили владыку идти к народу. И с торжественным пением «Христос Воскресе» народ вернулся в собор со своим пастырем.

В бытность архиепископа Серафима в. Дмитрове произошло одно примечательное событие. Когда скончался настоятель Пешношской обители схиархимандрит Онуфрий, нужно было избрать нового настоятеля. Кандидаты были указаны, назначено голосование. Жребий пал на отца Варнаву. С юных лет поступив в Пешношскую обитель, он был ближайшим послушником и духовным сыном отца Онуфрия, помогал ему по управлению обителью и братией. Когда попустил Господь о. Варнаве впасть в искушение, для обновления духа настоятель тайно постриг его в мантию с именем Варнавы, что значит — сын утешения. Девять лет не знал никто о его постриге. Когда же пришел черед ему по летам, прожитым во святой обители, принять пострижение в монашество, то по донесении архипастырю, что инок тайно принял уже пострижение, было распоряжение облечь его в мантию открыто.

34

Наступила осень 1922 года. Святейший патриарх Тихон находился в заточении. Верным пастырям Церкви грозили ссылки и тюрьмы. В разгар обновленческой смуты в Даниловском монастыре твердый духом владыка Феодор пытался собрать вокруг себя архипастырей, готовых даже до смерти не отходить от уставов и канонов святых Отцов, держаться законного главы православной Церкви, не допускать к управлению обновленцев. Одним из первых среди таких пастырей был епископ Дмитровский Серафим. Власти знали, что народ не отдаст его, а потому решили арестовать тайно от дмитровцев. В день Знамения Пресвятой Богородицы 27 ноября 1922 г. владыка в последний раз совершил в Дмитровском Васильевском храме торжественное богослужение. На следующий день по повестке его вызвали в Москву. 29-го утром владыка прибыл в Москву, зашел в дом преданного ему семейства и сообщил, что идет на Лубянку. Горестно, тревожно, мучительно текли часы этого дня. Уже вечером духовные его чада не выдержали, отправились на Лубянку: встречая выходивших после дневных забот начальников спрашивали: «Где наш владыка? Он ушел к вам утром голодный. Уже вечер, а его нет!» Ответа, однако, не получили. Прошла ночь. Наступил новый день. Вера в возвращение владыки стала угасать. В комендатуре сказалл придти через три дня. На третий день удалось передать

35

вещи. Радость была большая, когда владыка ответил записочкой, что все получил, благодарил и назвал птичками своих детей.

Скоро узника перевели в Бутырки. Его крестное шествие по улицам Москвы с Лубянки до Бутырок видел лишь один дмитровский священник (Копытин), проезжавший на трамвае. Потекли передачи заключенному. Владыка Серафим делился со своими соузниками всем, что получал. Утешал их словами сострадания, молитвой и любовью, хотя и самому приходилось очень трудно. Тело его, изъеденное вшами, покрылось струпьями. Сердце ослабело. Начались частые сердечные приступы. Поэтому тюремщики перевели его в «околоток», где был полубольничный режим. Здесь он встретил священников из храма Христа Спасителя, молодого индуса — образованного промышленника, женатого на русской аристократке, заподозренного в шпионаже (впоследствии оправданный и освобожденный, он приходил на Влахернское подворье, на коленях умолял сообщить ему, где владыка, однако владыка был уже в ссылке в Зырянском краю). Здесь владыка совершал Божественную литургию, исповедовал тех, кто никогда не был на исповеди, причащал, старчествовал, ободрял, утешал отчаявшихся и безнадежных. На стене камеры хлебом он прикрепил образ Божией Матери Скоропослушницы, к Которой особенно взывал в своем узничестве.

36

В бутырском заключении владыка сложил в уме и в сердце своем акафист страждущему Христу Спасителю: «В несении креста спасительного, десницею Твоею мне ниспосланного, укрепи меня в конец изнемогающего».

Допросы кончились еще на Лубянке. Чекисты поняли: скала необорима. Одно средство — удалить пастыря, рассеять стадо овец его…

Вот некоторые записки того времени, полученные из заключения духовными чадами епископа Серафима:

Всем моим дорогим о Господе возлюбленным и родным чадам посылаю благословение. Спаси вас, Господи, за все ваши заботы о мне грешном, за всю Вашу любовь. Молюсь за всех вас, поминаю и вспоминаю всех городских Дмитровцев и подлипецких и все, всех. Храни вас Господь от всяких бед, скорбей и напастей.

*

Благодарю вас, благодарю, друзья мои, детки мои, за ваши заботы о мне грешном. Ваша любовь ко мне — солнце, ваши заботы о мне — лучи этого солнца, горячие, нежные. Темно в камере моей. От этих лучей светло стало. Да утешит всех вас Господь, как вы меня утешаете. Я духом бодр и крепок, телом — занемог, но теперь поправляюсь. Христос и в тюрьме есть, сладко беседовать с Ним можно и здесь. Библию не передали мне. /… / Молюсь

37

за вас, родные мои, молитвенно с любовью приветствую вас всех с праздником Рождества Христова.

Января 3. Бутырская тюрьма, камера 51, 1923 г.