Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов

Отец Новоселова, Александр Григорьевич, был директором классической гимназии и сам преподавал древние языки. Он рано умер, открыв своей смертью (13 января) один из главных для биографии Новоселова годов – 1887. До этого он успел, однако, обеспечить сыну прекрасное классическое образование еще в гимназии и потом на историко-филологическом факультете Московского университета, который Михаил закончил в 1886 году. Тогда никто не предполагал, насколько пригодится Новоселову хорошее знание греческого: защитники классического образования в эпоху Александра III всегда приводили аргумент о надобности греческого языка для чтения отцов Церкви, но при этом гимназические программы не имели ничего общего с христианской Византией. Последнее, в чем отец успел повлиять на судьбу Михаила, – удержал его от получения медицинского образования. В качестве компромиссного способа послужить народу Михаил выбрал преподавание в учительской семинарии в Торжке и в одной из сельских школ. Долго это не продлилось из-за наставших вскоре осложнений с полицией, но педагогические навыки очень и очень пригодятся Новоселову впоследствии – сначала чтобы мирить друг с другом разные группы интеллигенции, а после революции – чтобы объединять в Истинноправославной Церкви крайне разные и подчас почти антагонистические силы.

Мать Новоселова Капитолина Михайловна, которой он был крайне предан, будет и его крестом. Уже в 1891 году у нее были настолько явные признаки психического заболевания, что сын боялся, как бы не пришлось ее отдавать в больницу. Тогда еще не были изобретены психотропные средства, и поэтому лечение в стационаре имело гораздо меньше смысла, чем сейчас. С возрастом ее состояние не могло улучшаться, но, видимо, у сына появились специальные навыки по уходу за больной, которая осталась на его попечении. Она прожила с ним до самой смерти 12 декабря 1918 года, а после ее кончины все многочисленные друзья Новоселова молились об упокоении ее души. Похоже, такое окончание ее судьбы оставило Новоселова с чувством удовлетворения от удачно завершенного трудного и небезопасного дела.

Лев Толстой был близким другом семьи. Можно сказать, что Михаил вырос у него на руках. Буквально это было не вполне так, хотя и похоже, а душевно – именно так. Духовно, впрочем, оказалось, что тоже «не так». Сохранилась почти полностью переписка Новоселова с Толстым. О молодом Новоселове много упоминаний в различных записях Толстого и людей из его окружения. Несмотря на все последующие расхождения между Новоселовым и Толстым, личного разрыва между ними никогда не было. За несколько дней до смерти Толстой с интересом читал изданные Новоселовым брошюры о православии, которые увидел в Шамордино у своей сестры монахини Марии. Он успел оттуда продиктовать свое последнее письмо Новоселову с просьбой прислать ему еще этих брошюр. Из письма следовало и то, что, уйдя из Ясной Поляны, Толстой планировал надолго задержаться в Шамордино около монастыря (эти планы изменились еще до того, как письмо было отправлено). Умирающий Толстой на станции Астапово был полностью изолирован своим окружением, и к нему не допустили отца Варсонофия Оптинского, к которому Толстой успел передать через свою сестру-монахиню просьбу приехать. «Но Судья, которому все открыто, – напишет Владислав Ходасевич, – судил Льва Толстого, взирая не на то, что было

, не на то, что произошло изволением людей, но по тому единственно, что был о бы , если бы состоялось последнее общение Толстого с Церковью. Этого суда мы не знаем». Но мы знаем, во всяком случае, что в этой борьбе за душу Толстого Новоселов стоял с правой стороны в первых рядах.

«Николай Палкин»

1887 год проходил в общении со сверстниками и обсуждении планов на будущее, пока еще неопределенных. Речь шла, конечно, о том, чтобы воплотить идеи толстовства в собственной жизни. Вокруг Новоселова собрался молодежный кружок. Теперь это на всю жизнь: где Новоселов, там собирается какой-нибудь кружок; даже в последней тюремной камере, после чего его расстреляют – формально, именно за это.

Тем временем в руки Новоселова попала недавняя (1886 года) и даже так и не обработанная автором для печати рукопись Толстого «Николай Палкин». Новоселов размножил ее на гектографе. Это было сделано без ведома автора, но Толстой в таких случаях и не требовал уведомлений. Очерк не содержал в себе ничего напрямую революционного – да и не мог содержать, так как толстовцы были противниками всех видов насилия, включая революционное. Но относительно жестокостей времен Николая I, да и более поздних, было рассказано немало, так что небольшой криминал в его распространении был.