Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов

Осенью 1928 года епископы Димитрий и Сергий приступили к тайным рукоположениям. Первым стал епископ Серпуховской Максим, в миру Михаил Александрович Жижиленко (1885–1931), практикующий врач, работавший, в том числе, в Таганской тюрьме и, разумеется, «злоупотреблявший» служебным положением. В послужном его списке была врачебная служба в Красной армии во время гражданской войны (и это уже не разделяло его с рукополагавшим монархистом и «черносотенцем» Сергием Нарвским). Управление довольно большой иосифлянской организацией в Серпухове осуществлялось тайно. В глазах властей это было очевидным контрреволюционным подпольем, ив 1931 году епископ Максим, проходивший по общему большому процессу ИПЦ, был расстрелян.

Последние годы

К концу 1928 года Новоселов завершил то, чем он занят был не один, но что никто бы не смог сделать без него: определил в главных чертах идеологию и структуру Истинно-православной Церкви. Можно было, наконец, со спокойной совестью идти в тюрьму. Обстановка располагала: Новоселов адаптировался к нелегальному положению в условиях относительно вольготного НЭПа, но тут наступил «год великого перелома» – 1929. Контроль над советским населением повысился в небывалой степени. К этому Новоселов адаптироваться не успел. 23 марта 1929 года Новоселова арестовали в Москве вблизи Крестовоздвиженского храма на Воздвиженке, куда он нередко ходил молиться как обычный гражданин. Весной 1929 года ГПУ вело разработку этого главного иосифлянского прихода столицы. Той же весной был арестован настоятель – молодой священник Александр Сидоров, погибший в 1931 году в отделении Соловецкого лагеря в Кеми. Новоселов, однако, еще не жил теми стандартами конспирации, которые станут привычными для советского периода.

Поначалу Новоселову ничего особо не предъявляли, кроме дежурных фраз о руководстве антисоветскими церковниками, перехода на нелегальное положение и издания всяких «циркуляров» (как их назвали чекисты). У чекистов еще не было в распоряжении архива Лосевых, но таких циркуляров они вменили Новоселову около 20. Также одним из главных вещественных доказательств стал машинописный экземпляр «Писем к друзьям». Надо было подержать Новоселова в тюрьме до начала крупных процессов.

В тюрьме поначалу было неплохо. Новоселову разрешали держать в камере богослужебную книгу (минею) и кучу тетрадок с переписанными богослужебными текстами, так что он, видимо, совершал полный круг богослужения. Но при очередном переезде из тюрьмы в тюрьму забрали тетрадки, а потом, кажется, и минею. Условия ухудшались, и не столько из-за собственных уголовных дел Новоселова, сколько из-за общего положения в стране.

Вскоре, летом 1930 года, началось знаменитое дело «Всесоюзной контрреволюционной монархической организации церковников Истинно-православная церковь». Новоселов был привлечен к нему в качестве одного из двух самых главных фигурантов. Вторым главным фигурантом был епископ Димитрий Гдовский, которому вменили в вину руководство церковноадминистративным центром организации в Ленинграде. Новоселову вменили руководство политическим центром той же организации в Москве. Идеологом этого центра следствие назначило А.Ф. Лосева, так как был перехвачен лосевский архив, и как раз на 1930 год пришелся скандал с книгой Лосева «Очерки античного символизма и мифологии», куда были включены куски, не прошедшие главлит (цензуру). Книга эта, довольно отвлеченного от церковных проблем содержания (но, пожалуй, автор, как и следствие, с такой оценкой бы не согласились), воспринималась следствием как аналог «Капитала» Маркса для ИПЦ.

Биограф Лосева обижается на собственноручно написанную Новоселовым фразу показаний: «Лосев занимал самую крайнюю и непримиримую позицию, желая превратить Церковь в политическую партию». Не зная протоколов допроса Лосева, можно подумать, что Новоселов пытался выплыть за его счет, что очень странно, если учесть, что Новоселову после стольких лет нелегального положения и документально доказанного руководства иосифлянами никак не «светило» уйти с первых ролей, и о других лицах Новоселов не говорил ничего компрометирующего. Известно, однако, как следователи во всем мире подходят к главным фигурантам коллективных дел. Эти фигуранты обычно не склонны давать показания и трудны в работе. Поэтому начинают «от меньших», собирая показания от тех, чья мера участия меньше, давая им возможность побольше скомпрометировать остальных, особенно главных. По этим правилам Лосева должны были допрашивать раньше и уже с его допросами на руках допрашивать Новоселова. А в показаниях Лосева содержится, например, такое:

...