Жития русских святых. В 2 томах. Том 2: Сентябрь-Февраль

При этом патриарх выражал желание, чтобы с грамотами были посланы «бесстрашные люди», тайно посещавшие его в заключении: служилый человек Роман Пахомов и свияженин Родион Моисеев. Святитель знал, что людей, прибывших в казацкие таборы с такими грамотами, ждет смерть, и заранее благословил их на страдание за веру и родину: «Если при этом и пострадаете, и вас в том Бог простит и разрешит в сем веке и будущем».

Эта последняя грамота доблестного святителя-мученика сослужила великую службу многострадальной Русской земле: под ее сильным влиянием создалось новое нижегородское ополчение, освободившее Родину и умиротворившее ее. Но патриарх Ермоген не дожил до этого светлого и радостного дня. «Он сиял в темной келлии, как лучезарное светило своего Отечества, готовое угаснуть, но уже воспламенив в нем жизнь и ревность к великому делу». Верным сынам Отчизны, шедшим на ее избавление, святой Ермоген сопутствовал из своего заточения молитвою. Как благовонный фимиам, из глухого подземелья неслась эта молитва богомольца-патриарха к Престолу Божию; об одном он просил Господа, Его Пречистую Матерь и великих русских чудотворцев – да отнесет Милосердный Судия карающую десницу Свою от прогневавшей Его Русской земли и не попустит ей и вере Православной погибнуть в конец от врагов. При этом слезы как «речные быстрины» текли по ланитам «светолепного старца».

Когда слух о движении нижегородцев достиг Москвы, бояре – польские доброхоты – потребовали, чтобы патриарх послал в Нижний грамоты с запрещением ратным людям идти под Москву.

Он же, великий государь-исповедник, сказал им: «Да будут благословенны те, которые идут на очищение Московского государства, а вы, окаянные московские изменники, будьте прокляты».

После этого «злые и немилостивые приставники изменничьи начали морить великого узника голодом. Они «бросали в темницу страдальцу Христову нечеловеческую пищу: на неделю сноп овса и мало воды». 17 февраля 1612 года святой Ермоген окончил свою страдальческую жизнь: он предал честную душу в руки Божии и был погребен в Москве, в монастыре Чуда Архистратига Михаила.

По распоряжению святого Ермогена из Казани в подмосковные полки была принесена икона Казанской Божией Матери. Осеняемые ее благодатным заступлением, ополченцы 22 октября 1612 года взяли Китай-город, а 26 октября сдался и Кремль. С радостью и благодарностью ко Господу вошли русские люди в очищенную от иноземцев национальную твердыню. Одно лишь омрачало светлую радость – кончина патриарха. Когда освободители вошли в Успенский собор, то первая мысль их была о почившем первосвятителе. Дом Пречистой Богородицы как бы говорил им: «Отнялась моя красота, раздралась моя завеса, затворились уста от еретического хуления, померкла доброта. Дикий вепрь схватил пастыря моих овец, тлетворные звери осквернили плод моих уст. Многими скорбями удалил от меня моего словословника и моих людей учителя, затворили его в темном гробе и устав положили его молчанию».

Князь Хворостинин, приближенный к патриарху Ермогену, придя в Чудов монастырь, спрашивал немногочисленную оставшуюся в обители братию: «Где положили пострадавшего от еретиков за Христа учителя нашего? Где воин и заступник веры нашей?» Когда князю показали могилу первосвятителя, он «плакася зело у гроба патриарха».

Современники, пережившие мученическую кончину патриарха Ермогена, почитали его как «нового исповедника» и страдальца за веру и Отечество. С таким же благоговейным уважением относилась к имени святого Ермогена и память последующих поколений русского народа. При царе Михаиле Феодоровиче, которого желал видеть на Российском престоле патриарх Ермоген, великого святителя именовали «мужем праведным и ревностным по Святом и Животворящем Духе и поборником Православной Христианской веры».

Как видно из Устава Успенского собора 1634 года, здесь особо чтилась память патриарха Ермогена. По патриархе, как по «новом исповеднике», после Фоминой недели совершалась «безпереводно», «по вся годы» «всем собором панихида большая и вечная память большая», а после панихиды в палатах государя для патриарха, освященного собора и властей была поминовенная трапеза. Восхваляя митрополита Новгородского Никона за самоотверженное усмирение бунта в Новгороде в 1650 году, царь Алексий Михайлович между прочим пишет Никону: «Ты, богомолец наш, исполнял Господню заповедь. ревнуя прежнему святителю и хвалы достойному новому исповеднику, Ермогену патриарху». Имя патриарха Ермогена встречаем и в древних списках святых или в списках тех усопших, которые хотя не чтились как святые, но признавались таковыми.