Жюль Верн

Пересечь неизвестный материк, высадиться на необитаемом острове, добраться до диких мест, где поистине никогда еще не ступала нога человека, — что может быть выше этого? Читатель должен получить полное и самое точное представление об ужасах и красотах полярного мира. Разве не обжигает сердце мысль о том, что бриг капитана Гаттераса «Форвард» сумел подняться до широт, до которых никто до сих пор не поднимался — до 78 градусов 15 минут! Держите, держите под рукой географическую карту, вычерченную мастерами начала XIX века! Внимательно вглядывайтесь в многочисленные белые пятна, в неопределенные линии берегов, в пунктиры проложенных храбрыми путешественниками путей. Только так можно по-настоящему понять отчаяние капитана Гаттераса, вдруг узнавшего, что какой-то неизвестный ему америкашка, презренный янки капитан Альтамонт достиг широты 83 градуса 15 минут! Невозможной, невероятной широты! Этот отрывок стоит полностью процитировать. По сути, он глубоко трагичен.

«Американец, поднявшись со своей постели, пополз по земле, потом встал на колени. Покрытые язвами губы шевелились, он что-то бормотал. В крайнем изумлении доктор молча смотрел на него. Гаттерас уставился на больного, стараясь уловить смысл его невнятных слов.

— "Порпойз"… "Порпойз"…

— Корабль! — воскликнул капитан. Американец утвердительно кивнул головой.

— В здешних морях? — спросил капитан с замиранием сердца.

Больной снова кивнул.

— На севере? — Да!

— И местонахождение его вам известно? — Да!

— В точности?

— Да! — повторил Альтамонт.

Наступило молчание. Свидетелей этой неожиданной сцены охватила дрожь.

— Слушайте, — сказал, наконец, Гаттерас, — нам необходимо знать местоположение вашего корабля. Я вслух буду считать градусы, и когда надо будет, вы остановите меня жестом.

В знак согласия американец кивнул головой.

— Итак, речь идет о градусах долготы. Сто пять? Нет! Сто шесть? Сто семь? Сто восемь? Западной?..

— Да, — отвечал американец.

— Дальше. Сто девять? Сто десять? Сто двенадцать? Сто четырнадцать? Сто шестнадцать? Сто восемнадцать? Сто девятнадцать? Сто двадцать?..

— Да, — сказал Альтамонт.

— Сто двадцать градусов долготы? — недоверчиво переспросил Гаттерас. — А сколько минут? Я буду считать…

При слове "пятнадцать" Альтамонт слабым жестом остановил капитана.

— Так… Теперь перейдем к градусам широты… Вы меня поняли? Начинаем… Восемьдесят? Восемьдесят один? Восемьдесят два? Восемьдесят три?

Американец опять остановил Гаттераса.

— А сколько минут? Пять? Десять? Пятнадцать? Двадцать? Двадцать пять? Тридцать? Тридцать пять?!

Альтамонт снова подал знак, причем слабо улыбнулся.

— Итак, — сказал Гаттерас, — ваш "Порпойз" находится под ста двадцатью градусами пятнадцатью минутами долготы и восьмьюдесятью тремя градусами и тридцатью пятью минутами широты…

— Да. — От напряжения Альтамонт вконец обессилел.

— Итак, друзья мои, — воскликнул Гаттерас, — вы видите, что спасение на севере, только на севере!.. — Но вслед за этими радостными словами капитана вдруг поразила какая-то ужасная мысль. Он даже изменился в лице! Как так? Значит, опять не он, а совсем другой человек, притом американец! — на целых три градуса дальше него продвинулся к полюсу!»

13

Бесконечные отсвечивающие снега.

Собаки с трудом тащат груз, истощенные люди выбиваются из сил.

«Потепление предвещало близкий снегопад. И в самом деле, вскоре снег повалил крупными хлопьями. Метель, застилая даль, увеличивала трудности похода. Путешественники часто сбивались с прямого пути и двигались медленно, проходя в среднем по три мили в час.

Поверхность ледяного поля от жестоких морозов и ветров стала шероховатой и ухабистой. Сани то и дело встряхивало, и на неровностях они сильно кренились. Но всё обходилось благополучно.

Гаттерас и его товарищи кутались в шубы, сшитые по гренландской моде. Правда, они не отличались изяществом покроя, зато были отлично приспособлены к климатическим условиям. Лицо было плотно закрыто узким капюшоном, непроницаемым для ветра и снега, наружу выглядывали только глаза, рот и нос. Впрочем, их и не следовало защищать от ледяного воздуха, потому что нет ничего неудобнее поднятых воротников и кашне, быстро каменеющих на морозе, — вечером их пришлось бы разрубать топором, а такой способ раздевания весьма неприятен даже в арктических странах! Необходимо давать свободный выход дыханию, потому что выделяющиеся при этом пары, встречая препятствие, немедленно замерзают.