Жюльетта

После этой страстной речи, произнесенной, конечно, не с той последовательностью и логикой, как я вам изобразила, потому что голос Клервиль то и дело срывался на крик, величайшая блудница обняла двоих кармелитов и вместе с ними исчезла в сумраке церкви, где находился главный алтарь. Я направилась в часовню, обрызгала тело розовой водой и отдала его в распоряжение парочки превосходно сложенных молодых монахов-послушников, выбранных мною. Через несколько минут я уже была охвачена новым порывом, и в это время на пороге появилась Клервиль и громко потребовала свежих самцов.

– Хорошо, когда есть большой выбор, но, увы, все мои запасы кончились, потому что я выжала все из своих бомбардиров. Ты не поверишь, Жюльетта, но я только что потерпела неудачу – не смогла поднять их для очередной атаки, это я-то, которая до сих пор никогда не испытывала подобного оскорбления! Вставай, девочка моя, в монастыре ещё осталось достаточно членов, мы сняли только пенки, теперь надо зачерпнуть поглубже. Если распорядитель, – продолжала она, послав одного монаха за Эйсебиусом, – лично не участвовал в удовлетворении моих желаний, пусть он хотя бы удовлетворит их при помощи своих подручных, у которых есть ещё ветер в парусах и сила в чреслах и которые ещё не поднимали оружия. А вот и наш Эйсебиус, – воскликнула она, увидев входящего настоятеля. – Послушайте, милейший, отведите нас в кельи с монахами, которых мы ещё не попробовали, но которые нам сейчас очень нужны. Пойдемте скорее.

Мы обошли всю обитель, перед нами открывались все двери, и независимо от желания обитателей им всем пришлось спариваться с нами. Все они подтвердили свою причастность к нашим утехам, пролив немало спермы, некоторые брали нас приступом спереди, в лоб, другие, и таких было большинство, предпочитали атаковать сзади, а мы, одержимые одной мыслью – утолить ненасытную свою плоть, – не теряли времени на пустые разговоры и сразу, без подготовки, принимали соответствующую позу и с радостью получали очередную порцию семени то в одно, то в другое отверстие, словом, мы делали не более того, что должна делать ежедневно каждая женщина. В самом деле, есть ли что-нибудь более абсурдное в этом мире, чем думать, будто существует только одна часть тела, имеющая право принимать мужской член; как можно считать преступником того, кто случайно или намеренно, сбивается с проторенной дорожки, или считать преступницей ту, которая с радостью принимает заблудившегося путника? В конце концов, сотворив нас с двумя укромными и весьма уютными отверстиями, Природа не указала мужчине, в какое можно входить и в какое – нельзя, и предоставила ему свободу выбора сообразно его вкусам и желаниям; в любом случае он действует в соответствии с законами нашей праматери, которая мудра бесконечно и в силу этого обстоятельства не дала своим ничтожным творениям ни единой возможности оскорбить её.

Будучи рьяной сторонницей такого способа совокупления, считая его намного приятнее всех прочих, я во время обхода монастыря не отказывала никому из его обитателей, предпочитавших мой зад.

Наконец, мы добрались до уединенных келий, где жили монахи преклонного возраста.

– Не будем никого пропускать, никому не дадим поблажки, – решительно сказала Клервиль. – Не стоит гнушаться ничьей спермой, раз уж мы попали сюда.

Однако многие, лежа в постелях вместе с молодыми послушниками, обратили в нашу сторону холодные равнодушные взгляды.

– Вам нечего предложить нам из того, что могло бы оправдать неверность с нашей стороны, – отвечали они, крепче обнимая своих юных наперсников. – Даже если бы вы пригласили нас в храм, в котором мы совершаем нашу обычную службу, и тогда бы вот этот алтарь, что у нас под боком, уберег бы нас от искушения.

А кто-то по этому поводу процитировал из Марциала:

«Как ни крутись она и как ни изощряйся,

Не станет женщина ничем другим вовек».