– О, какое удобное ложе для содомии! – повернулась я к Сбригани. – Знаешь, друг мой, не пройдет и месяца, как задняя пещерка Жюльетты станет, вот на этом самом алтаре, вместилищем для скромного, как я думаю, фаллоса наместника Христова.
Погодите, нетерпеливые слушатели, погодите немного, и последующие события покажут вам, что предсказание моё полностью сбылось.
Собираясь в Рим, я намеревалась выставить себя совсем в другом свете, нежели это было во Флоренции. Запасшись несколькими рекомендательными письмами, которые получила от великого герцога и в которых, по моей просьбе, он представил меня графиней, и имея все основания для этого титула, я сняла дом, разом снявший все сомнения в законности моих претензий. Первой моей заботой было выгодно вложить свои капиталы. Грандиозное воровство, совершённое в убежище Минского, второе, которое имело место в Прато, полмиллиона франков, которых не суждено было увидеть младшей дочери синьоры Донис, наша флорентийская добыча, прибавленная к тому, что я скопила в продолжение путешествия по северной Италии, составили капитал, приносивший мне восемьсот тысяч ливров годовой прибыли – вполне достаточно, как вы понимаете, для того, чтобы позволить себе особняк, соперничавший с жилищем самых знатных и богатых князей в этой стране. Элиза и Раймонда сделались моими камеристками, а Сбригани посчитал, что лучше послужит мне, если перестанет быть моим супругом, а будет играть роль моего галантного кавалера.
Я разъезжала в поистине королевской карете. Среди рекомендаций у меня было письмо к его светлости, кардиналу де Бернису, нашему посланнику при дворе его святейшества, и он принял меня со всей изысканностью, какую только можно было ожидать от верного помощника Петрарки.
Следующий визит я нанесла во дворец прекрасной княгини Боргезе, очень развратной женщины, которая будет играть заметную роль в моих дальнейших приключениях.
Два дня спустя я предстала перед кардиналом Альбани, тем самым, что считался отъявленнейшим развратником в Священной Конгрегации. В тот же день он призвал своего личного художника и повелел нарисовать с меня портрет в обнаженном виде для своей галереи.
Следующей была герцогиня Грийо, очаровательная дама, которая, как это ни странно, совершенно не возбуждала своего до крайности мрачного и замкнутого супруга и которая влюбилась в меня с первого взгляда. На этом мои представления закончились, и вот в кругу этих свободомыслящих людей я вновь пережила все волнующие подвиги своей юности, – да, милые мои, да, моей юности, и я могу употребить это слово, ибо в ту пору мне шел двадцать пятый год. Однако мне грех было жаловаться на Природу – она не нанесла ущерба ни моему лицу, ни моему телу, напротив, она придала им тот роскошный налет зрелости и утонченности, какого обыкновенно недостает юным девушкам, и я могу сказать без ложной скромности, что до тех пор меня считали очаровательной, а теперь я стала исключительной красавицей. Тело моё не утратило гибкости, а груди – свежие, округлые, твердые – держались гордо и вызывающе. Мои ягодицы – я бы назвала их величественными и в то же время восхитительными – не носили никаких следов грубого и даже жестокого обращения, которому я их то и дело подвергала, отверстие между ними было довольно широким, но отличалось приятным розовато-коричневым оттенком, полным отсутствием растительности, как у ребёнка, и неизменно притягивало к себе трепетные языки; вагина также ничуть не утратила привлекательности, хотя стала много просторнее, но при помощи всевозможных ухищрений и мазей, а больше – благодаря искусству, я могла заставить ее воспламеняться восторгом девственной куночки. Что же касается до моего темперамента, с годами он приобрел силу и уверенность, сделался устрашающим и постоянно находился под контролем разума и, получив соответствующий толчок, становился поистине неутомимым. Но чтобы привести его в движение, мне приходилось прибегать к вину и другим возбуждающим напиткам, и когда вскипал мой мозг, я была способна на все. Я также употребляла опиум и другие любовные эликсиры, которые когда-то рекомендовала мне Дюран и которые в изобилии продавались в Италии. Никогда не следует бояться, что такие средства притупят похоть, так как искусство здесь помогает больше, нежели Природа; единственный их недостаток заключается в том, что раз испытав, вы обречены принимать возбудители до конца жизни.
Начало моего пребывания в Риме ознаменовалось победой над двумя женщинами. Одной из них была княгиня Боргезе. Не прошло и двух дней, как она прочитала в моих глазах все, что отвечало ее собственным желаниям. Ей было тридцать лет, и она отличалась живым, глубоким и развращенным умом; фигура ее была изумительная, волосы – роскошные, глаза – большие и прекрасные, помимо всего прочего она обладала богатым воображением и изысканными манерами.