— Слабое здоровье, благодарение Господу, защищает меня от подобных разочарований, но тебя мне очень жаль, — сказал он. — Иди сюда, садись рядышком и, словно добрые старые родители, порадуемся молодому задору.
— Старые? Говори за себя, — ответила она.
Г-же Валь-Дидье не исполнилось еще и сорока, а выглядела она моложе своего возраста. Короткие волнистые волосы, легкая походка, легкие платья, особенно летом, придавали ей вид молодой девушки. Ей давали не больше тридцати. Тот, кто молод, волен любить. И не боится выглядеть смешным. Нынче утром она впервые почувствовала признаки старения. Сидя на песке рядом с супругом, облаченным в чесучовый костюм и широкополую шляпу, она оказалась в положении матери, которую старит взрослая дочь. Ее обошли, и тогда как муж радостно смеялся, глядя на бегающую и прыгающую в волнах Клотильду, она приходила в ярость всякий раз, когда Петер, что-то приговаривая, ловил ее и утаскивал в воду.
У г-на Валь-Дидье были какие-то дела в Милане, и на следующий день он стал поговаривать об отъезде. Катерина советовала дочери поехать с отцом.
— Не стоит отпускать его одного, — сказала она. — Ты ведь еще не бывала в Италии, а ему ничто не доставит такого удовольствия, как показать тебе Флоренцию, Сиену, Урбино и Венецию…
Разговор происходил утром. Г-жа Валь-Дидье завтракала в постели, а Клотильда сидела у ее изголовья.
— Италия? Страна достоверностей? Нет, не хочу, — ответила дочь, состроив гримаску.
— О каких достоверностях ты говоришь? Прекрасное всегда непредсказуемо, или, если хочешь, в настоящих произведениях искусства, будь они созданы сейчас либо в древности, всегда присутствуют новизна и актуальность, — заявила г-жа Валь-Дидье, дословно цитируя Петера фон Эля.
— Может быть, но я устала. Я только приехала, и у меня нет сил на открытие непредсказуемости шедевров, в общем, я предпочитаю остаться.
— Какая ты эгоистка! Какая ты, дорогая моя, нечуткая! Тебе предоставляется случай сделать отцу приятное, а ты отказываешься. Тебе предлагают посетить страну, о которой мечтают тысячи, миллионы людей, а ты отказываешься. Нет и нет! Твердишь одно слово. Уверяю тебя, мое терпение не безгранично. Я решила, что ты поедешь с отцом, и ты поедешь. Увидишь множество прекрасных вещей, развлечешься и еще поблагодаришь меня потом. Дети не могут сами заниматься своим воспитанием, Клотильда. Я знаю, что делаю, и потом я твоя мать в конце концов.
— Ты моя мать не в конце концов, а прежде всего. Но это не заставит меня поехать в Италию.
Г-жа Валь-Дидье вспылила:
— И не надо ничего говорить. Будешь делать то, что я велю. Слышишь?
— Слышать-то я тебя слышу, но и себя тоже слышу и, уж извини, обязана сказать — никогда у меня не было от тебя секретов, и я не хочу, чтобы они появились.
— Секреты?
— Да, у меня есть секрет.
— Говори, я тебя слушаю.
— Так вот, я влюбилась.
— Ты?
— Да, я.
— В Англии?
— Нет, здесь.
— Объяснись. Кто он, детка?
— Петер фон Эль, — прошептала Клотильда.
— Ты?
— Да, я.
— Это невозможно, глупость какая-то. Подумай немного. Ты же его совсем не знаешь.
— Я люблю его, говорю же тебе и…
— И, конечно, хочешь выйти за него замуж?
— Я не хочу, чтобы нас разлучили.
Г-жа Валь-Дидье отпила глоток чая, и, уставившись на поднос с завтраком, спросила:
— А он, он тебя любит?
— Пока не знаю, но, может быть, он…
— Нет, Клотильда, нет, сокровище мое, он не любит тебя, он не может тебя любить. Ты — моя дочь, ты уже не ребенок, ты умеешь хранить тайны, я доверяю тебе. Как бы жестоко это ни прозвучало, я открою тебе правду, иначе когда-нибудь ты сможешь упрекнуть меня в том, что я стала причиной твоего разочарования. Слушай, детка, Петер фон Эль не свободен, он больше, чем женат, он обручен с девушкой, которая умерла, умерла, уже месяц, как она лежит в могиле.
— Любит мертвую! Но почему он не знает об этом?
— Он сильно болел, еще не совсем поправился, подобная новость может стать для него роковой, — ответила г-жа Валь-Дидье, рассказав дочери все, что узнала от бабки Петера фон Эля.
— Какой ужас! Нельзя поддерживать в нем такое заблуждение. Скажи ему правду, и ничто больше не помешает ему любить меня. Я его утешу, и все развеется в прах. Что касается меня, я не желаю стать еще одной горсткой пепла, я не уеду отсюда и останусь с ним.
Г-н Валь-Дидье отбыл в Италию, его дочь осталась в Каннах, и жизнь в доме г-жи Валь-Дидье пошла по-иному.