Жюстина

– Если и есть что-то святое в природе, друзья мои, так это, без сомнения, неписанное право распоряжаться существами, себе подобными, которое она предоставляет человеку. Убийство же есть первейший из законов природы, непостижимой для глупцов, но понятной для таких философов, как мы; именно через посредство убийства она каждодневно вступает в свои права, которые отнимает у неё принцип размножения; без убийств, частных или политических, мир был бы населен до такой степени, что жить в нем стало бы невозможно. И уж, конечно, когда убийство становится удовольствием, как в нашем случае, не совершить его было бы просто непростительно. Может ли быть что-нибудь приятнее, чем избавиться от женщины, которой вы долгое время наслаждались? Какой это дивный способ усладить свои прихоти и вкусы! Какое это пиршество для тела и души! Посмотрите на этот зад, – продолжал оратор, указывая на Мариетту, – этот зад, который так долго служил нашим удовольствиям; посмотрите на эту вагину, – он указал на Октавию, – которая, хотя появилась здесь недавно, не меньше служила утехой для наших членов! Так не пора ли отправить сегодня эти столь презренные предметы, в лоно небытия, из которого они и вышли только для нашего наслаждения? О, друзья мои! Какое это блаженство! Через несколько часов земля примет эту гнусную плоть, которая больше не будет отвращать наши пресыщенные желания, оскорблять наш взор… Через несколько часов этих ничтожеств не будет, и даже воспоминания о них не останется, разве что мы будем вспоминать обеих в предсмертных муках. Одна из них, Октавия – красивая, нежная, робкая, добродетельная, честная и чувствительная, – обладала самым роскошным на свете телом, до была мало соблазнительна; она так и не рассталась со своей природной гордостью, и вы прекрасно помните, как совсем недавно вам приходилось назначать ей самые разные наказания, предусмотренные вашими правилами за проступки, которые она совершала постоянно. Она не могла скрывать свое отвращение к вашим привычкам, свой ужас перед вашими священными обычаями, свою ненависть к вашим уважаемым персонам; вы знаете, как она, верная своим ужасным религиозным принципам, часто обращалась к своему Богу, даже в моменты, когда служила вашим утехам. Мне известно, что такие случаи замечал Жером; он любил её задницу и пользовался ею почти каждый день, хотя Жером больше не питает к ней ничего, хотя её ротик стал его единственным прибежищем по причине её дебильности, вы знаете, что он, соблазненный великолепными ягодицами этой девицы, содомировал её более двадцати раз. Между тем приговор вынесен именно по просьбе самого Жерома, и ему принадлежит право – думаю вы с этим согласитесь – быть первым и самым рьяным палачом Октавии. Посмотрите, друзья мои, посмотрите внимательно, какими жадными глазами он её сверлит – не напоминает ли он льва, подстерегающего вкусного ягненка? Ах, блаженные плоды пресыщения! Вы размягчаете пружины души и в то же время порождаете самые сладостные ощущения распутства! Рядом с красавицей Октанией вы видите Мариетту; ягодицы, которые она демонстрирует, долго воспламеняли ваши желания; нет ни одного сладострастного эпизода на свете, который вы бы с ней не испробовали. О, природа! Позволь мне пролить здесь несколько слезинок… Шутник сделал вид, будто всплакнул, и продолжал:

– Я чувствую в себе твой шепот – не зря же я являюсь отцом. Но все сентименты должны погаснуть на этой кафедре истины и справедливости, и только истина должна вещать устами оратора. Сколько пороков примешано к добродетелям Мариетты! Она смеялась над вами, она презирала ваши взгляды и ваши нравы; связавшись с недотрогами из сераля, она пыталась познать и даже проповедовать религию, о которой мы не говорили ей ни слова, о которой она услышала со слов набожных ослушниц. Мариетте недоставало усердия в её службе, её приходилось все время понукать, но сама она была на редкость недогадлива. Немногих девиц наказывали чаще, чем Мариетту, и, несмотря на моё к ней расположение, вы знаете, сколько раз, закрывая глаза на факты, я сам вступался за неё. И я сам прошу теперь её смерти, её выбрали по моему предложению, и я хочу, чтобы она умирала в ужасных муках. Примите мой план, и вы убедитесь, что ни одна наша жертва до сих пор так не страдала.