Жюстина

Да, друзья мои, именно восхитительного: что может быть приятнее, чем обеспечить себе роскошную жизнь за счет глупости и доверчивости других? Не надо бояться ни бурь, ни ураганов со стороны природы, и глупость человеческая, вечная и неизменная, приносит тому, кто на нее рассчитывает, богатства, какие не смогут дать все рудники Перу. Я чувствовал в себе необычайный подъем для того, чтобы вести вперед наше новое судно, Жозефина имела все, чтобы крепко держать в руках штурвал, и мы пустились в плавание.

Роскошно обставленный дом, множество лакеев, лошадей, первоклассный повар - одним словом, все, что ослепляет богатых людей, привлекло к нам немало идиотов. Первым объявился старый еврей, негоциант, известный как своим богатством, так и распутством, Жозефина вела себя прекрасно, и сделка была заключена незамедлительно. Но у этого Креза были свои фантазии, и поскольку он платил за них десять тысяч франков в месяц, от нас требовалось абсолютное повиновение.

Вот в чем заключалась мания этого бравого потомка Савла.

Абрам Пексото хотел, чтобы две красивые девушки, которых он приставил в услужение Жозефины, ласкали ее на его глазах в будуаре, обставленном зеркалами, принимая самые разные позы. В это время Пексото возбуждали два очаровательных педераста; эта первая сцена продолжалась около часа, после чего юноши содомировали горничных, а Пексото содомировал содомитов. Достаточно возбудившись предварительными упражнениями, он приказывал положить свою любовницу на пол, как будто она была мертва, еврея привязывали веревками за руки и за член, и оба юноши два или три раза проводили его вокруг неподвижного тела с криками: "Она умерла, блудница! Она умерла, это ты убил ее!" Девушки шли следом и подгоняли его розгами. Затем родич Иисуса Христа останавливался и восклицал: "Поднимите же ее, раз она умерла". Тело укладывали на край дивана. Еврей совершал содомию, и пока он трудился над тем, чтобы сбросить сперму в анус якобы мертвой женщины, оба ганимеда, чтобы ускорить извержение, подставляли ему свои зады для целования и не переставали вопить: "Да! Да! Она умерла, спасти ее нельзя!" А девушки продолжали рвать розгами костлявое седалище селадона.

Услышав о прихотях старика, Жозефина немного всплакнула, но когда я убедил ее, что она должна быть рада отделаться так легко и что в избранном ею ремесле бывают приключения посерьезнее, что сто двадцать тысяч ливров ренты, прибавленных за такую услугу, стоят того, чтобы согласиться, она смирилась. Песото сам привел двух педерастов и двух субреток, отдельно заплатил за их обустройство и питание и на следующий день перебрался и сам. Считая меня братом Жозефины, он не испытывал никакой ревности, и в продолжении года мы вели за счет Абрама жизнь, менее всего соответствующую израильским законам.

По прошествии этого времени Жозефине показалось, что ее любовник не относится к ней с прежним энтузиазмом.

- Нельзя допустить пресыщения, - тотчас встревожился я, - но если больше нечего рассчитывать на Пексото, надо выдоить из него все возможное.

Я знал, что еврей, до некоторой степени доверявший мне, недавно получил полтора миллиона ливров в виде векселей. Я устроил так, чтобы Жозефины не было в доме в то время, когда она обычно обслуживала его.

- Где твоя сестра, Жером? - спросил он, не найдя ее.

- Сударь, - ответил я, - она только что ушла к вам в большой печали; она распорядилась, чтобы, если вы придете в ее отсутствие, вам подали ужин, а она скоро вернется. Однако, сударь, причина ее печали очень серьезная, Жозефина так спешила увидеться и поговорить с вами, и я боюсь, что не встретив вас, она может что-нибудь сотворить с собой от отчаяния.

- Беги туда, - сказал мне Абрам, - не теряй ни минуты; если ей нужны деньги, вот тебе бланк с моей подписью на моего кассира, поставь там необходимую сумму - двадцать... тридцать тысяч франков, - не стесняйся, дружище, я знаю, что ты человек разумный и не станешь злоупотреблять моим доверием.

- О сударь!

- Ступай, друг мой, скажи ей, что я сяду ужинать и буду ждать ее к десерту.

Наш добрый благодетель и не догадывался, что все было приготовлено: дом отдан внаем, мебель продана, слуги уволены, и ужин, который ему готовили, должен был стать последним для него в нашем доме. На набережной Шартрон нас ждала почтовая карета, в ней сидела Жозефина, и сразу после получения денег мы должны были покинуть Бордо. Я пришел к еврею домой и обратился к его служащим, которые хорошо меня знали.

- У нас сидит партнер господина Абрама, - сказал я. - Он немедленно требует сумму, которую передал вчера вашему хозяину, вот документ, прошу вас поскорее отдать бумажник.

- Ага! - сказал первый служитель, - я понимаю, о чем идет речь: меня предупредили, что в этом деле могут быть кое-какие изменения, но я не знал, что встреча состоится у вас в доме. Возьмите то, что просит хозяин, только если не возражаете, я добавлю выше его подписи: "Передать господину Жерому бумажник, полученный вчера".

- Разумеется.