Жюстина

Прелести Элоизы, ее отчаяние, ее слезы, безумие, в которое погружали ее мои настойчивые угрозы - сочетание стольких стимулов, перед которыми не устоит и железное сердце, вновь возбудило меня. Но на этот раз, наполненный яростью, дрожа от сладострастного гнева, который буквально сотрясал меня, я не мог возбудиться до необходимой точки без жестокостей. Я наломал в кустах веток, сделал из них розги, раздел догола свою юную жертву и отхлестал все ее тело, не пропустив груди, столь жестоким образом, что ее кровь залила раны ее возлюбленного. Насытившись этим, я придумал новые забавы: заставил ее слизывать кровь с ран Альберони. Она повиновалась, но приступила к этому как-то нежно и неуверенно, и тогда я нарвал колючек и натер ими самые чувствительные места ее тела: натолкал их в вагину и ободрал ими обе груди. В конце концов я вскрыл труп юноши, вырвал его сердце и, сунув его в лицо жертвы, принудил ее откусить несколько кусочков. Больше сдерживаться у меня не было сил, и гордый Жером, который только что распорядился жизнью двух человек, сам покорился велению своего фаллоса, ибо известно, что противостоять ему невозможно. Подстегиваемый желанием сбросить семя, я заставил жертву взять в рот член ее мертвого возлюбленного и в таком положении овладел ею сзади. В руке у меня был кинжал: я готовился лишить ее жизни в момент своего оргазма. Он приближался, я оттягивал этот решающий момент, я медлил с ударом, наслаждаясь восхитительной мыслью о том, что мой неземной восторг смешается с последним вздохом той, которую я содомировал.

"Она почувствует, - так думал я, все быстрее двигая бедрами, - она испытает самые ужасные минуты в человеческой жизни, когда я буду наслаждаться самыми сладостными". Меня охватило опьянение; я схватил ее за волосы одной рукой, а другой несколько раз вонзил кинжал в ее тело: в бок, в низ живота и в сердце. Она испустила дух, а мое семя все еще не пролилось. И вот тогда, друзья мои, я понял, как приятно убивать существо, совокупляясь с ним. Анус несчастной сжимался и разжимался одновременно с ударами, которые я наносил, и когда я пронзил сердце, сокращение было настолько мощным, что едва не раздавило мой член. О неземное блаженство! Ты было первым в ряду подобных наслаждений, которое я испытал в своей жизни, но именно тебе я обязан бесценнейшим уроком, который служит мне поныне! Обыкновенно после столь мощного волнения наступает расслабление, но в злодейских душах, подобных моей, зрелище совершенного злодеяния тотчас разжигает огонь нового желания. "Я совокупился с трупом любовника, - подумал я, - так почему бы не насладиться мертвым телом любовницы?" Элоиза все еще была прекрасна: ее бледность, беспорядок ее роскошных волос, соблазнительность застывших линий ее очаровательной мордашки - все это снова привело меня в возбуждение; я проник в ее анус и кончил в последний раз, впиваясь зубами в мертвую плоть.

Когда чары рассеялись, я собрал драгоценности и деньги и удалился, не без удовольствия думая о том, что совершил: в самом деле, если бы я почувствовал раскаяние, разве мог бы мой фаллос восставать столько раз после того памятного дня?.. Нет, я ничуть не жалел о том сладостном преступлении, было только жаль, что оно длилось так недолго.

Я отыскал свою карету и немедленно отправился в Венецию. Климат Тренте и его окрестностей и характер его жителей мне вовсе не понравились, и я решил ехать в Сицилию. Именно там, подумал я, находится колыбель тирании и жестокости: все, что было написано поэтами и историками о грубости древних обитателей этого острова, навело меня на мысль, что я найду следы их пороков в потомках листригонов, циклопов и логофагов {Мифические народности, описанные Гомером в "Одиссее". Листригоны - людоеды-гиганты, обитавшие в Сицилии, циклопы - одноглазые великаны, логофаги - жестокие великаны, "пожиратели лотоса".}. Скоро вы увидите, насколько я оказался прав и насколько можно назвать представителей знати и богатых негоциантов этого восхитительного острова достойными продолжателями разврата и жестокости своих предков. Захваченный этим проектом, я проехал всю Италию, где, не считая нескольких сладострастных эпизодов и нескольких тайных и ничем не примечательных преступлений, которым я предавался, чтобы поддержать себя в нужной форме, мне не встретилось ничего, сравнимого с тем, о чем пойдет речь ниже, и достойного вашего внимания.