Жюстина

- Я ... влюблен в женщину? Эх, Ромбо, я думал, ты меня лучше знаешь... лучше понимаешь мои вкусы и весь ужас, который мне внушает пол, служащий нам для распутства. Расположение, которое я питаю к седалищам, безумие, в которое ввергают меня задницы, заставляют меня в одинаковой степени наслаждаться всеми существами без разбора, если у них эта часть тела отличается особыми достоинствами, и чтобы умножить мои удовольствия, я никогда не интересуюсь ни возрастом, ни полом. Разве сам ты не ощущаешь искренности моих слов, Ромбо? Ведь несмотря на твой преклонный возраст, сорок пять лет, твои превосходные ягодицы время от времени воспламеняют меня. Все дело здесь в распутстве, но вовсе не в любви. Мое сердце никогда не знало такого мерзкого чувства. Случается, что какая-то девица или какой-нибудь юноша довольно долго владеют моим воображением, но в конце концов появляется отвращение, и я всегда пользовался единственным способом с приятностью развеять иллюзию: я их убивал, друг мой, в этом и заключается последнее удовольствие, которое может доставить нам предмет сладострастия и которое одновременно можно назвать наивысшим. Семь лет моя дочь служит моим наслаждениям - пора ей расплатиться за то, что мое опьянение кончилось, и расплатиться своей жизнью...

И Роден, возбужденный сверх всякой меры, вложил свой фаллос в руки друга, который не замедлил сделать то же самое со своим.

- Мне сдается, - сказал при этом Ромбо, - что мы вполне готовы исполнить задуманное.

- Да, - согласился Роден, - члены наши взывают об этом; поднимайся, я побалуюсь с твоей задницей, которая мне никогда не надоест.

С этими словами развратник, спустив с друга панталоны, принялся ощупывать, похлопывать, покусывать ему ягодицы, чем занимался добрых четверть часа. Ромбо возвратил Родену те же самые ласки, и сластолюбцы расположились в таком положении, которое позволяло им ласкать друг другу член и облизывать задний проход. Роден этим не удовлетворился; он склонил своего друга на диван и вогнал ему в задницу свое древко по самые яички, не прекращая возбуждать его руками.

- Если бы ты мог так же как и я, удержаться от извержения, - сказал он, - кстати, нам надо поберечь силы, так вот если бы ты был такой же стойкий, я бы вызвал кого-нибудь, чтобы привести тебя в соответствующее состояние, а через час, после потрясающих утех, мы могли бы заняться нашей жертвой.

- За себя я отвечаю, - сказал Ромбо. - Я, как никто, могу контролировать свой оргазм.

- Прекрасно! Кого ты предпочитаешь?

- Мальчиков...

В этот момент Роден извлек свой член из седалища друга и позвонил гувернантке, которая тотчас появилась на пороге получить распоряжения.

Жюстина решила, что пора ей уходить; она подслушивала эту беседу только затем, чтобы выяснить судьбу Розали, и теперь было более, чем ясно, что спасать ее надо как можно скорее; наша героиня помчалась к подруге с намерением погибнуть или помочь ей вырваться из заточения.

- Нельзя терять ни минуты! - проговорила она через дверь. - Негодяи!.. Ты оказалась права... это должно случиться нынче вечером... они придут за тобой.

Бормоча эти слова и задыхаясь от напряжения, жалостливая до самопожертвования Жюстина прилагала отчаянные усилия, чтобы вышибить дверь. После одного из толчков с притолоки что-то упало: это был ключ; она схватила его, поспешно открыла дверь, обняла подругу и торопливо вытолкнула ее наружу. Но Розали на несколько мгновений задержалась, желая показать Жюстине ужасный каземат, в котором она находилась, и труп, служивший настенным ковром. И вот эта злополучная задержка погубила все предприятие. Было потеряно драгоценное время. Розали, спохватившись, бросилась бежать. О небо! Недаром говориться, что добродетель должна уступить, что самое справедливое и самое искреннее сочувствие сурово карается. Внезапно появились Роден и Ромбо, предупрежденные гувернанткой, оба в растрепанном виде, который красноречиво свидетельствовал о роде их недавних занятий. Роден схватил дочь за руку в тот момент, когда она выскочила за порог, но не успела пробежать тех нескольких шагов, которые должны были сделать ее свободной.

- Ты куда? - крикнул взбешенный отец, крепко держа Розали, в то время как Ромбо завладевал Жюстиной. - Ага! - продолжал он. - Значит эта шлюха помогала тебе сбежать... Мерзавка, вот каковы принципы твой добродетели! Подумать только: ты захотела украсть у отца его дочь! Вот благодарность за милость, которую я оказал тебе тем, что не зарезал на месте, когда благодаря твоим стараниям моя девочка оказалась у ног священника!

- Я сделала то, что должна была сделать, - твердо заявила Жюстина. Когда отец дошел до того, что хочет убить свою дочь, ничего другого не остается, чтобы не допустить такого неслыханного злодейства.

- Ну хорошо, - сказал Роден, - налицо шпионаж и попытка соблазнения: самые опасные пороки для служанки. Пойдемте все наверх, необходимо судить преступницу.