Жюстина, или Несчастья добродетели

— Да, да, я не видел ничего более пикантного, — подхватил д'Эстерваль, — чем это сочетание сладострастия и жестокости, ничто в мире меня не возбуждает так сильно и ничто не в состоянии настолько полно удовлетворить наши прихоти, чем способ, который практикует господин де Жернанд.

— Но мне кажется, — заметил Брессак, — я бы не стал ограничиваться только руками: я бы делал надрезы по всему телу.

— Я тоже так делаю, — ответил Жернанд, — и шрамы моей дорогой супруги свидетельствуют о том, что мало найдется мест на ее прекрасном теле, которые избежали бы моей ярости.

— А правда ли, — спросил д'Эстерваль, — что только ваша жена обладает способностью возбуждать вас во время этой процедуры?

— Меня может возбудить любая другая женщина, — сказал Жернанд, — но нет сомнения в том, что графиня воспламеняет все мои страсти гораздо лучше и полнее.

— Должно быть, это связано с принципиальным отношением графа к нашему полу, — предположила Доротея.

— О, я уверен, что это отношение непримиримо в высшей степени, — сказал Брессак. — Если бы дядя соизволил объяснить нам свои принципы, все общество с удовольствием выслушало бы их.

Жернанд согласился, и поскольку как раз в этот момент пришла Жюстина доложить хозяину о состоянии той, кого поручили ее заботам, ей позволили присутствовать на лекции, которую Жернанд начал следующим образом: