Жюстина, или Несчастья добродетели

— Вы правы, дядя; может быть, мы вместе совершим немало злодейств, но никогда не станем вредить друг другу. Хотя был у меня момент, когда мой дорогой кузен хотел нарушить эту заповедь: он пытался меня убить.

— Да, — признался д'Эстерваль, — но только как родственника, но не как соратника по утехам; когда я узнал, на что вы способны, мы полюбили друг друга и объединились.

— Пусть так, но согласитесь, что мадам д'Эстерваль с большой неохотой пощадила меня.

— Не стоит меня упрекать, — сказала Доротея, — ибо мое жестокое желание было комплиментом в ваш адрес. Моя ужасная привычка уничтожать мужчин, которые мне нравятся, вынесла вам приговор, равносильный признанию в любви: будь вы менее красивы, может быть, вы бы спаслись.

— Вот именно, милая кузина, — улыбнулся Жернанд, — по-моему, вам не по душе, когда кто-то хочет вам понравиться.

— Господа, я, как и вы, эгоистка; главное для меня — чтобы мужчины утоляли мои страсти, любовь и честолюбие мне не известны.

— Она права, — кивнул Жернанд, — только так должны рассуждать все женщины; если бы они все походили на мою кузину, я непременно примирился бы с этим полом,

— Выходит, сейчас вы испытываете к ним неодолимую ненависть? — спросил д'Эстерваль.

— О я их ненавижу всей душой! Я бы уничтожил их всех, без остатка, если бы небо ненадолго доверило бы мне свою молнию.

— Не понимаю, — проговорил д'Эстерваль, шаря своим языком во рту Жюстины, — как можно ненавидеть таких сладких, таких податливых созданий.

— А я вот хорошо это понимаю, — сказал Брессак, засовывая язык в рот ганимеду. — И понимаю, почему многие предпочитают свой пол.

— Разрази гром мою жопу, у вас встал член, друг мой, — сказала Доротея, — так не стесняйтесь, сношайте этого прелестного мальчика, только пусть он прочистит мне задницу. — И она повернула к юноше свои ягодицы.

— Гром и молния! — воскликнул Жернанд. — Да вы все пьяны после семи или восьми бутылок на каждого!

— Что до меня, — подал голос Брессак, ущипнув грудь Жюстины, отчего она вскрикнула, — то я, конечно, пьян… И вообще, дорогой дядюшка, я бы так хотел увидеть, как вы пускаете кровь вашей жене. Вы мне позволите в это время побаловаться с вашим седалищем?.. Ото, нашу Доротею, кажется, стошнило!

— Я напилась до чертиков, дорогой.

— Отлично, тогда сношайся, потаскуха, — сказал ее муж и громогласно пустил газы, — это тебя отрезвит.

— Мы чувствуем себя совершенно свободно в вашем обществе, дядя, — заметил Брессак.

— И правильно: никаких церемоний, друзья, я очень люблю это; когда вино кружит голову, надо пускать газы, испражняться, блевать; надо спускать сперму — это облегчает. Брессак, подержи-ка Доротею: ты видишь, что она сейчас упадет под натиском этого молодца.

— За какое же место ее держать, черт возьми? — проворчал Брессак. — Эта шлюха залита блевотиной и уже плавает в собственном дерьме.

— Ну и что? — вмешался Жернанд. — Пусть один из ганимедов вытрет все это, помоги ему, Жюстина. Спросите вашу жену д'Эстерваль, не желает ли она прилечь?

— Прилечь! Да чтоб я сдохла на месте! — отвечала Доротея. — Ну уж нет: я хочу сношаться! Теперь у меня ничего нет в желудке, и я готова продолжать.

— Позовите свою супругу, дядя, я вас умоляю, — простонал Брессак, — нам необходимо разнообразие; пусть Жюстина пойдет предупредить ее.

Пока исполнялось это распоряжение, наши злодеи, едва державшиеся на ногах, разминали свои члены, чтобы помчаться, закусив удила, к новым мерзостям.

Нет нужды описывать состояние несчастной графини, когда она узнала, что ее мучитель в сопровождении таких же мерзких развратников явится наслаждаться ее страданиями в столь неурочный час: она только что встала из-за стола.

— Милая девушка, — испуганно взглянула она на Жюстину, — они очень пьяные… и разъяренные?

— О да, мадам, они совсем потеряли голову.

— Великий Боже! Какие ужасы меня ожидают… Но вы не покинете меня во время этой жестокой сцены, вы будете рядом, не правда ли, мадемуазель?

— Ну конечно, если мне позволят.

— Да, да… А кто эти люди? Вы говорите, один из них — племянник графа, маркиз де Брессак? Да это же настоящее чудовище; я слышала о нем, говорят, он отравил свою мать… И господин де Жернанд дошел до того, что принимает у себя убийцу своей сестры! Какой кошмар, великий Боже! А другой, по вашим словам, — профессиональный убийца?

— Да, мадам, это кузен господина де Жернанда, он держит постоялый двор единственно для распутства и для того, чтобы грабить и убивать тех, кто у него останавливается на ночлег.

— Ах, какой ужас! И вот этим злодеям мой муж хочет бросить меня на потеху! А кто эта женщина с ними?

— Супруга хозяина гостиницы, такая же злодейка, такая же развратная, как они.

О мадемуазель, значит, случается, что представительницы нашего пола забывают о нежности и благородстве и предаются мужским извращениям?

— Да будет вам известно, мадам, — ответила Жюстина, — что женщина, отказавшаяся от целомудрия и от чуткости, которые присущи нашему полу, скорее, чем мужчины, привыкают к пороку и невоздержанности и глубже ввязают в них.