Жюстина, или Несчастья добродетели

Воспользуюсь этой передышкой, чтобы сообщить вам о том, что происходило между мной и братом во время того впечатляющего спектакля.

Эгль то и дело отказывался от роли зрителя, чтобы предпринять активные действия; поскольку позиция, в которой я находилась, затрудняла его наслаждение передней частью моего тела, маленький распутник занялся задницей. Он поднял мою рубашку, заправил ее под корсет и, получив в распоряжение мой зад, осыпал его горячими поцелуями. Не имея недостатка в примерах для подражания, плутишка раздвигал мне ягодицы, вставлял в отверстие то язык, то палец, а под конец, навалившись на меня, умудрился достать своим небольшим инструментом до преддверия вагины. Затем, приободренный этими предварительными упражнениями, он сказал мне, когда наши актеры в соседней комнате сели за стол:

— Оставайся в этой позе, сестрица, только наклонись чуточку ниже, и ты увидишь, что я сделаю.

Возбудившись от всего увиденного, я оперлась на перегородку, как можно сильнее выгнув таз… Но великий Боже! Какая досада! Плохо укрепленная стенка заскрипела, подалась вперед и рухнула на голову Мартины, да с такой силой, что та потеряла сознание, и из ее пробитой головы хлынула густая-кровь. Однако оба монаха, крайне изумленные нашим внезапным вторжением, не знали, с чего начать: помочь Мартине или обрушиться на нас. И сладострастие перевесило сострадание, как и должно быть в сердце настоящего распутника. Оба, необыкновенно возбужденные нашим неглиже, бросились к нам и принялись жадно ощупывать наши прелести, бранить нас и ласкать одновременно, предоставив женщинам спасать раненую девочку, которая находилась в таком плачевном состоянии, что ее пришлось уложить в постель. Злополучная стенка внесла большую смуту; стол, на который она грохнулась, свалился вместе со всеми тарелками и бутылками, и оскодки разлетелись по всей комнате.

— Уберите это, — приказал Симеон, отрывая Леонарду от хлопот вокруг лежавшей без сознания подруги и доказывая этим, что его больше волновал порядок в помещении для утех, нежели забота о несчастной жертве.

— Она поранилась, — продолжал он, — ну и что из того, потом посмотрим…

— Но святой отец, — возразила Леонарда, — она вся в крови.

— Так останови кровь, остальное сделаем, когда совокупимся…

В продолжение этого диалога меня ласкал мой отец, то же самое делал с Эглем отец Ив: наши бессердечные развратники, не обращая ни малейшего внимания на бедную Мартину, казалось, были озабочены только удовольствиями, которые они предвкушали от двух новых предметов, появившихся совершенно неожиданно.

— Погляди-ка, — обратился Симеон к Иву, — какая грудка у этой маленькой плутовки! А ее киска… какая она пушистая! Ведь это я произвел ее на свет! Через полгода это будет лакомый кусочек.

— Почему не сейчас? — спросил отец Ив. — Какая нужда ждать полгода? Смотри, — продолжал он, указывая на зад моего брата, — смотри, он уже сформировался! Нет, дорогой, раз случай ниспослал нам эту радость, надо вкусить ее и не будем миндальничать!

Между тем мы — Эгль и я, не зная, куда деваться от стыда, не осмеливались противиться планам, которые, как тучи, сгущались над нашими головами. Моя мать уже заключила сына в объятия.

— Прелесть моя, — говорила она, целуя его и теребя ему маленький орган, — уступи отцу, он хочет тебе добра; если ты ему понравишься, твое счастье обеспечено… Давай, мой маленький долбильщик, забирайся скорее в то местечко, из которого ты появился на свет; наслаждение, которое ты получишь, возможно, смягчит твои страдания от дефлорации, которую тебе готовят,

— Отличная мысль! — заметил Симеон. — Я буду содомировать своего сына, который в это время будет сношать свою мать. Как ты находишь эту сцену, отец Ив?

— Неужели ты думаешь, — отвечал тот, — что я буду спокойно взирать на это? Я займусь дефлорацией твоей дочери.

— Будь я проклят, — недовольно заметил Симеон, — но они оба — мои дети, и я хочу совокупиться с обоими. А тебе, друг мой, я предлагаю насладиться не менее обольстительным и пикантным предметом; я знаю, что, наблюдая непристойное зрелище, самому надо творить очень грязные и непристойные дела. Прочисти задницу Мартине, которая только что раскроила себе череп; она сильно страдает, и твой член усилит ее боль, отчего ты испытаешь неземное удовольствие: ты ведь понимаешь, дружище, как сладостно действует на все наши чувства страдание предмета, которым мы наслаждаемся.

— Клянусь спермой, это необыкновенно оригинальная и прекрасная идея! — восхитился отец Ив, уже потрясая своим огромным копьем перед ягодицами бедной пораненной девочки. — Подавай сюда свой зад, стерва!

— Но мне очень больно, отец мой.

— Тем лучше, это как раз то, что надо.

— Отец Ив, — вставил Симеон, — сними повязку, тогда ты сможешь полюбоваться ее раной…