Живая душа

Звери не анализируют своих поступков. Все их действия подчиняются внешним или внутренним сигналам и зависят от жизненного опыта и природного дара, называемого инстинктом.

Едва лисенок закончил свой утренний туалет, как почувствовал сосущую пустоту в желудке. И муки плена, и страхи побега, и ночные тревоги отодвинулись в глубину его несложной памяти, остро и неотвратимо остановилась она на одном: случайной охоте на мышей.

И звереныш, хоронясь в траве, мягко побежал на слабые потоки теплого воздуха, приносящие знакомые запахи хлебного поля, вспаханной земли и полыни. Именно эти запахи были там, где он ночью ловил неосторожных и сытых мышей.

Из-за последнего куста горько пахнущей молодой ивы ударил слепящий солнечный свет – так неожиданно и сильно, что лисенок отпрянул назад, в травяную густоту у корней кустарника, и уже оттуда долго глядел на распахнувшуюся перед ним степную широту, на тихие поля зеленеющих хлебов, налившихся едва заметной свинцовой синью. Ни единого мало-мальского движения не уловил он на всем открывшемся пространстве, не услышал никакого звука и побежал шустро, спокойно, придерживаясь межевой борозды.

Солнце еще не успело накалить воздух, и слабая ночная прохлада поднималась из сочных хлебов, неся с собой земляной дух, крепкий настой зарождавшихся колосьев. Ароматные эти потоки со всех сторон обтекали лисенка, и он убыстрял бег, стремясь поймать среди них один-единственный, вошедший в его кровь с самого глубокого детства. Но желанного запаха не было, и щенок, горячась от нетерпения, чуть-чуть отвернул в сторону, на жухлую, хилую травку, и резко остановился, будто натолкнувшись на невидимую преграду.

Горячо и угарно пахнуло чьей-то живой плотью. Лисенок упруго припал к самой земле, почти пополз в дразнящем нос направлении и увидел толстого желтоватого суслика, точившего какую-то травинку. Зверек был крупный, но это не остановило голодного щенка. Чутье подсказывало ему, что это добыча. Лисенок заторопился, и суслик обнаружил его своими выпуклыми, навыкате глазами, резко бросил сладкий стебель и неуклюже побежал к своей норе. Щенок во много раз был проворнее неповоротливого грызуна и схватил бы его, не будь тот так близко от норы. Частые зубки лисенка лишь хватанули за кончик хвостовой метелочки, оставив в пасти клочок жестких волос. Лапы его взрыхлили слежавшуюся глину, вынутую при рытье жилища, и щенок едва не упал, выкрутив причудливое сальто.

Нора была крутой и достаточно широкой. Весь нос звереныша вошел в нее. Сладкий для лисенка запах бил ему в ноздри мощно и беспрерывно, кружил голову и злил своей недоступностью. Щенок с ожесточением стал рыть лапами сухую землю, рвать зубами твердые края норы, но быстро выдохся и отошел в сторону, к меже.

Наплывал зной, упруго задрожал в мареве воздух. Лежа в межевой траве, звереныш заметил, как любопытный грызун высунулся из норы и долго глядел в разные стороны. Лисенок затаился, почти слившись с выгорающей травой, а недогрызенный корешок манил голодного суслика. Он осторожно вылез на глинистый бугорок подле норы, стал столбиком и снова долго озирался. Лисенок дрожал от нетерпения, охотничьего азарта, голода, но не спешил. На этот раз нужно было действовать наверняка.

Суслик с перевалкой побежал к оставленному колоску, и тут щенок кинулся не к нему наперерез, а к норе. У норы они и столкнулись. Острые зубы звереныша вцепились в жирный загривок грызуна. Придавив суслика к земле, лисенок чувствовал упругие его толчки и яростно, как когда-то в борьбе за кость, напрягся всем телом, ощущая в пасти горячую дурманящую кровь. Через несколько минут грызун затих. Облизываясь, лисенок поволок его к меже, в густую траву…

Солнце заглядывало за ершистые ряды колосящейся пшеницы, напекало голые проплешины земли, жгло зелень трав. Первыми появились мухи. Откуда они прилетели в пустую глубину степи, как нашли лисенка с его добычей – неведомо. С надоедливым зудом закружились насекомые возле морды щенка, отвлекая его и раздражая. Несколько раз лисенок клацал зубами, пытаясь поймать непрошеных гостей, но неудачно.

Потом послышался шелест сухих крыльев, и громкое «карр» резануло острый слух звереныша. Рядом, совсем близко, опустилась на землю серая ворона. Она внимательно оглядела лисенка хитрыми блестящими глазами и подошла поближе. Щенок перестал есть, напрягся: непонятная сила исходила от этой взлохмаченной птицы, и холодок страха проник в его сжавшееся сердце. А ворона подошла совсем близко, клюнула в оставшуюся часть добычи, потянула к себе. Лисенок вскочил, сиганул к вороне, но напрасно: один взмах крыльев – и ворона отскочила на несколько прыжков. Еще бросок – и опять мимо! Птица словно насмехалась над незадачливым щенком, постоянно каркала, хрипло, неприятно, и скоро еще две тени скользнули с неба на землю.

Теперь лисенку было не до еды: он отчаянно отбивался от трех разбойниц. Они не щадили не только останки суслика, но и самого щенка.