— Я просил визу в Новую Зеландию. Это в Париже было. А они мне: «Надо жить в Париже два месяца, тогда — можно». Вроде как у нас, во! Чем меньше страна, тем больше бюрократии.
О концерте в Калининграде (последнем, как оказалось, в его жизни) вспоминал очень недобро:
— Они меня везли в машине, и баба оборачивается и спрашивает: «Владимир Семёнович, а правда, что…» Правильно сказал Валера Янклович: это всё равно, что лезть в личную жизнь.
Я согласился. Он страшно не любил, кажется, когда лезли в его личную жизнь. С ненавистью говорил о каких-то девках, которые его «достали», особенно об одной, преследующей его даже дома. И тут же презрительно отозвался о врачах:
— Советы один другого стоят! Они же не лечат меня, падлы, а только чтобы сказать: «Я лечил Высоцкого!»
Похвалился, что сделал две песни для картины, которую снимает Гена Полока, а потом вдруг сказал:
— Я откажусь у него сниматься.
— С чего?
— Не нужно мне.
— Не отказывайся. У Полоки тяжёлое положение — недавно умерла мать…
— Я знаю.
— Он давно не снимал, ему обязательно надо выкарабкаться, а ты его отказом — топишь!
Он помрачнел, сказал:
— Да? Ладно, посмотрим.
Когда он заговорил о пропаже катушек с записями, я возмутился, снова сказал, как уж говорил не раз:
— Это, Володя, типичное русское разгильдяйство. Хорошо вон, Галич перед отъездом хоть как-то напел, а так — что бы осталось? Если тебе нужна помощь в собирании твоих вещей, в редактировании и т. п., я готов помочь. Редактор я грамотный.
— Грамотный, — повторил он и вдруг вскочил:
— А надо, надо! А то валяется черт знает где! Вот я вчера вдруг разыскал…
Он сбегал в комнату, принёс листок и стал читать.
— И уже не помню, когда писал, где… Нет, надо собрать всё!
— Словом, Володя, можешь на меня рассчитывать, — повторил я.
— Спасибо, — он очень добро улыбнулся.
…И так мы пили чай на кухне и болтали. Он был тих, улыбался, всё потирал правую сторону груди, как бы массировал, и потом стал нетерпеливо поглядывать на дверь.
— Ну, я пойду наверх, — наконец поднялся он. — Вечером спектакль, а сейчас — туда… Пойдёшь?
Я отказался.
— Ладно, — он не настаивал. — В общем, как договорились. Я возвращаюсь из Парижа, а ты — из Одессы. Звони — расскажешь, как и что…
Я вспомнил сейчас, перепечатывая текст, как однажды ночью, когда он появился в кабинете, где я сидел за столом, я весьма бестактно сказал ему, что надо собрать всё, что он сделал. Все мы смертны, сказал я, и я, например, совершенно не представляю тебя, Володя, скажем, 60-летним.
Он посмотрел как-то странно и ничего не ответил.
Бабек Серуш
— По национальности я — иранец. Но рос и учился здесь, в Союзе. Вначале в школе, в ивановском интернате, а потом в МГУ, на физическом факультете. Мой отец жил в СССР с 1953 года, чуть позже приехали и мы с матерью. В 1957 году наша семья переселилась в Западную Германию, но в 61-м году я вернулся и продолжил учёбу в Иванове. Закончил школу, поступил в университет. Сейчас занимаюсь бизнесом, веду дела и в Союзе — в Москве. Когда-то в Париже Володя подарил мне свой диск «Натянутый канат» с надписью: «Первому из москвичей, первому из иранцев!»
— Знал, разумеется, по магнитофонным записям… Но честно вам скажу, особенно этим жанром я тогда не увлекался. А с Володей мы познакомились примерно в 1974 году — у нас оказались общие знакомые. Володя сразу же поразил меня тем, что он был чрезвычайно любознательным, очень тонко и точно он схватывал главное — суть. Он спрашивал меня про мои дела, про бизнес — как это всё делается… И я видел, что ему интересно — он часто приходил ко мне на работу, в бюро, на выставки… Мой бизнес — поставки технологического оборудования, поэтому такие выставки в Союзе тогда устраивались довольно часто.
— Конечно! Он же был самым популярным человеком в Советском Союзе. Он любил приезжать ко мне домой — у меня квартира на Речном вокзале, — и обычно приезжал поздно ночью. Но прежде всегда звонил — один ли я? Володя не очень любил большие компании, просто приезжал попить чаю… И когда у меня были люди, которые очень хотели познакомиться с Высоцким, то приходилось обманывать: «Да, я один…» А когда он приезжал, я говорил: «Пока ты ехал, тут ко мне пришли…» Он этого не любил, потому что стеснялся… Однажды мы с ним договорились встретиться у «Интуриста». К Володе подходит человек: «Извините, вы — не Высоцкий?» — «Нет. Мне все говорят, что я очень похож… Все спрашивают…»
Бабек Серуш