Живи и помни

- Тебе, дева, не попадалась на глаза Андреева "тулка"? Все перерыл как скрозь землю провалилась.

Настена, ожидавшая свекра, чтобы идти, застыла с пилой в руках посреди ограды. Она постоянно боялась этого вопроса, давно приготовилась, как на него отвечать, и все же он застиг ее врасплох. Не сейчас бы объясняться со свекром, ох, не сейчас бы - в другой раз: уж больно неподходящее было время.

- Нигде не видала? - переспросил Михеич, готовый отступиться от нее.

- Видала, - с дурацкой, растерянной улыбкой призналась Настена и, чтобы не говорить громко, подступила к Михеичу ближе. - Я ее продала, тятя. - В особенные моменты она называла его, как и Андрей, тятей.

- Продала? Когда продала, кому?

- Давно уж. Все боялась сказать тебе, боялась, что будешь ругаться. Когда отвозила уполномоченного в Карду... Ты тогда обозлился на меня за облигации - и правда, думаю, где взять столько денег? Сдуру ведь болтанула, а где их столько взять? А он сам: посмотрел, оно ему поглянулось. Пристал: продай да продай. Ну и продала... уговорил.

- Че ты, дева, собираешь? Кто посмотрел? Кто уговорил? Ниче не пойму.

- Какой-то мужик в Карде. Я его не знаю, помню, что в военной шинельке был. Катя Хлыстова, невестка Афанасия Хлыстова, однако, знает, она с ним по-свойски разговаривала. А мне неудобно было допытываться, кто такой. Уговорились - и ладно.

- Дак ты его, ружье-то, с собой, че ли, брала?

- С собой. Думаю, ну как обратно в темноте придется ехать... боязно.

- И продала?

- Продала.

Михеич стоял на предамбарнике, где его застала эта новость, со сморщенным, некрасиво застывшим от напряжения лицом и раскрытым ртом, голова его подалась вперед, к Настене, глаза непонимающе мигали.

- Ты, Настена, не шутку надо мной шутишь? Ты правду говоришь? - все еще не хотел он поверить.

- Правду. Сразу надо было... все откладывала, боялась.

- А ты как думаешь: Андрей придет, он нам спасибо за твою продажу скажет? Или как?

- Придет - наживем, поди. Я ж хотела, как теперь выпутаться, я не для себя.

- Наживем... - повторил Михеич и мелко закивал головой, соглашаясь скорей всего не с Настеной, а с какой-то своей нерадостной мыслью. Он помолчал, доводя до полного, окончательного решения эту мысль, и вспомнил, спросил, чуть поворачивая лицо на сторону, подставляя ухо, чтобы лучше слышать: - Ну и... за сколь продала?

Наступил самый интересный, самый скользкий момент во всей этой истории.

- Счас, - пообещала Настена, пошла в избу и достала с полочки завернутые в тряпицу часы, которые отдал ей в свое время Андрей. Когда она воротилась, Михеич спустился с предамбарника и сидел на приступке. - Вот, протянула ему Настена часы.

Свекор отшатнулся от них и поднялся на ноги.

- Это... че тако? - опешил он, и лицо его от излишнего внимания опять сморщилось.

- Часы. Это часы, - заторопилась Настена объяснять. - Я его, ружье-то, не на деньги продала, а вот на них. Вроде как поменяла. А часы легче продать, они, тот человек сказывал, особенные, иностранные, их шибко ценят. Ты погляди, они на трех стрелках. - Настена быстро подкрутила заводное колесико, которое она, похоже, трогала не в первый раз, и сунула часы в руки Михеичу. - Погляди: большая-то тонкая стрелка прямо на глазах бежит, так и скачет, так и скачет. Я таких сроду не видывала. Вот ведь до чего додумались, до какой красоты... и всегда правильно показывают, не врут. Михеич со страхом, как бомбу, повертел часы в руках, придерживая одну ладонь другой, и тут же вернул обратно. - А в темноте они светятся, вот эти точечки прямо белым огнем горят, все видно, - со слепым отчаянным восторгом добавила Настена и умолкла.

- Ружье - на часы, на игрушку, - приходя в себя, проговорил свекор. Ну и ну.

- Часы легче продать... Ружья здесь у каждого, а часы... да еще такие часы... Их с руками оторвут, только покажи.

- Вот тебе, дева, следовало бы за это кой-чего оторвать. Чтоб думала маленько, а не, кидалась сломя голову незнамо на что. Кому ты их продашь, кому они нужны?! Солнышко-он ходит.

"В темноте светятся", - озлился он, вспомнив, что выставляла Настена козырем для часов, и сплюнул. - А на что он мне, этот свет? Вшей при ем бить?

- Иннокентий Иванович купит, - не сдавалась Настена. - Я знаю, они поглянутся ему, он любит такое - только показать. Уполномоченный, которого я отвозила, он у меня их за две тыщи рублей выпрашивал, - ввернула она для убедительности. - Да еще как выпрашивал...

- За сколь, за сколь?

- За две тыщи.

- Ну и че не отдала, если такой дурак находился?

- Они, может, побольше стоят.

- Вот и ищи за побольше. Погляжу я, как ты найдешь. Две тыщи рублев... Он, уполномоченный-то твой, в дурачки, поди-ка, с тобой играл, а ты поверила. Ладно, - обрезал он, - пойдем. И так сколь потеряли из-за твоих часов. Порадовала ты меня, хватит. Да убери ты их с глаз моих, убери, христа ради.