Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы

К этой цели уже стремились Леонардо и Рафаэль, но никто до Микеланджело не проявлял в этом стремлении такого ошеломляющего современников дерзания.

Выражая всеобщий восторг, Вазари писал, что гигантская статуя Давида, исполненная Микеланджело, «отняла славу у всех статуй, современных и античных, греческих и римских». Этот Давид, величественный и прекрасный юноша, исполненный беспредельной отваги и силы, готовый вступить в борьбу со злом, уверенный в своей правоте и в своем торжестве, – подлинный монумент героической личности, человеку, каким он должен быть, являя собой высшее увенчание природы (Флоренция, Галерея Академии).

Согласно библейской легенде, юный Давид (тогда всего лишь пастух, впоследствии проявивший себя мудрым правителем) убил великана Голиафа, сразив его камнем, пущенным из пращи. И вот, как пишет Вазари, Микеланджело создал его статую для своей родной Флоренции, ибо Давид «защитил свой народ и справедливо им правил». Так Микеланджело своим искусством хотел утвердить тот идеал гражданственности, в котором он видел спасение униженной родины.

Человек, каким он должен быть! Такого человека Микеланджело не искал вокруг себя. Леонардо и Рафаэль писали портреты, между тем как, по свидетельству того же Вазари, Микеланджело «ужасала мысль срисовать человека, если тот не обладал совершенной красотой».

Действительно ли превзошел он природу? И не слишком ли это дерзновенное желание? Приведем мнение Сурикова, высказанное им по поводу другой, более поздней, знаменитой статуи Микеланджело, изображающей Моисея (Рим, Собор Св. Петра), в которой, быть может, всего убедительней Микеланджело передал «устрашающую силу», так поражавшую современников в его образах. Не менее их пораженный, Суриков писал художнику П. Чистякову: «Его Моисей скульптурный мне показался выше окружающей меня натуры… Тут я поверил в моготу формы, что она может со зрителем делать… Какое наслаждение… когда досыта удовлетворяешься совершенством. Ведь эти руки, жилы с кровью переданы с полнейшей свободой резца, нигде недомолвки нет».

Всем своим искусством Микеланджело хочет нам показать, что самое красивое в природе – это человеческая фигура, более того, что вне ее красоты вообще не существует. И это потому, что внешняя красота есть выражение красоты духовной, а человеческий дух опять-таки выражает самое высокое и прекрасное в мире.

«Ни одна человеческая страсть не осталась мне чуждой». И: «Не родился еще такой человек, который, как я, был бы так склонен любить людей».

И вот для возвеличивания человека во всей его духовной и физической красоте Микеланджело ставил выше прочих искусств – скульптуру.

О скульптуре Микеланджело говорил, что «это первое из искусств», ссылаясь на библейскую легенду о Боге, вылепившем из земли первую фигуру человека – Адама.

«Мне всегда казалось, – писал Микеланджело, – что скульптура – светоч живописи и что между ними та же разница, что между солнцем и луной».

Еще отмечал Микеланджело: «Я разумею под скульптурой то искусство, которое осуществляется в силу убавления».

Художник имеет в виду убавление всего лишнего. Вот глыба мрамора: красота заложена в ней, нужно только извлечь ее из каменной оболочки. Эту мысль Микеланджело выразил в замечательных стихах (кстати, он был одним из первых поэтов своего времени):

И высочайший гений не прибавитЕдиной мысли к тем, что мрамор самТаит в избытке, – и лишь это нам

Рука, послушная рассудку, явит[11].

Микеланджело верил, что точно так же, как в природе заложена красота, в человеке заложено добро. Подобно ваятелю, он должен удалить в себе все грубое, лишнее, все, что мешает проявлению добра. Об этом говорит он в стихах, исполненных глубокого смысла, посвященных его духовной руководительнице Виттории Колонне:

Как из скалы живое изваяньеМы извлекаем, донна,Которое тем боле завершение,

Чем больше камень делаем мы прахом, —Так добрые деяния Души, казнимой страхом,Скрывает наша собственная плотьСвоим чрезмерным, грубым изобильем…

Недаром, обращаясь к модным поэтам того времени, часто бессодержательным, несмотря на изящество формы, один из наиболее вдумчивых почитателей Микеланджело так отозвался о его стихах: «Он говорит вещи, вы же говорите слова».