Животное

Направо была дорога в томительную неизвестность, тайну и совсем другой мир, позволяющий отвлечься от реальности и погрузиться в нечто желаемое, как избавление. И, разумеется, я ехал сюда только по этой причине. Зачем же еще? Тогда какую роль играли во всем риелтор и его «накачанный» помощник? Наверное, просто водителя и сопровождающего лица, которые позволили мне максимально безопасно добраться до пионерского лагеря. В этом была своя логика и надежда, что все это было сделано отнюдь не зря. С другой стороны, странное томительное ощущение понимания усиливалось, и, кажется, им веяло именно с того самого поля, которое я чуть было не назвал Бородинским, куда меня кто-то призывал.

Убедившись, что девочки в окне все так же заняты собой, я медленно направился в сторону поля, невольно отметив, что начатое при моем последнем посещении пионерского лагеря строительство новых корпусов так и не было закончено. Даже ржавый перекошенный трактор, кажется, был тем же самым и стоял, как я его запомнил. Только раньше на территории стройки, которую отгородили высокой сеткой-рабицей, ощущалась жизнь и перспективы, а теперь веяло безысходностью и законченностью, словно на кладбище. И действительно, если не брать во внимание все остальное, то видимая часть брошенной стройки вполне походила на то место Островцов, где вырубались надписи на гранитных плитах. Неприятная аналогия, и не хотелось бы переносить ее на пионерский лагерь, однако, похоже, в этом месте теперь многое смешалось, и я смотрю на вещи, выделяя именно этот приоритет.

Детская площадка, на которой мы так любили крутиться на каруселях, встречала меня только кособоко торчащими из песка срезанными трубами, а выломанные и разбухшие куски теннисных столов теперь лежали на полу. Они нелепо прикрывали огромные дыры, из которых резко пахло болотом и слабо скулил ветер. Мои шаги здесь звучали пугающе и гулко, заставляя поторопиться и буквально выбежать сквозь разросшиеся кусты шиповника прямиком на «линейку». Теперь она, правда, скорее, напоминала черную воду во время небольшого шторма, и даже поваленный сбоку флагшток был смят и невероятно выкручен в нескольких местах. Как странно было видеть в таком состоянии место наших ежедневных общелагерных сборов. Ведь на месте зияющего котлована была стойка, где неизменно стояла директор лагеря и барабанщики в нарядных светлых шортах, белых рубашках и с развевающимися пионерскими галстуками. Вот ведь штука – и представить-то их сейчас здесь затруднительно. И, разумеется, если «капсула времени» и была здесь вообще заложена, воспоминания о чем сейчас почему-то казались достаточно смутными и общими, ее давным-давно обнаружили и забрали. Впрочем, могли и выбросить. Кому сейчас интересно послание, пусть даже из прошлого не существующей ныне страны, рассказывающее о тамошней жизни? Наверное, только единицам, к которым можно смело отнести и меня.

Когда в пионерском лагере поднялся вопрос с «капсулой времени», насколько я помнил, ставший весьма популярным благодаря обыгранности в паре детских фильмов, мне было что сказать на эту тему. Однако, несмотря на призыв директора «подойти максимально творчески» и готовность «приветствовать самые необычные и интересные идеи», в результате все свелось к банальности. Разве что письмо, отпечатанное на пишущей машинке, единственной на всю «Зарю», сопровождалось пионерским галстуком и значком. Однако сейчас бы я вовсе не отказался подержать в руках все эти вещи и почувствовать, что прошлое как будто заново оживает, приобретя вполне конкретное физическое выражение. Впрочем, наверное, так всегда происходит – какие-то пустяки для других могут быть очень важными и дорогими вещами для нас, особенно если они связаны с действительно позитивными, а тем более давними воспоминаниями.

Посмотрев под ноги, я вспомнил кое-что еще, связанное с этим местом и пионерским лагерем. Сейчас я этого еще не знал, но это были мои последние воспоминания как о «Заре», так и о школе, родителях и кошачьей лапке. Обо всем том, что неотступно преследовало меня долгие годы, очень похожие на реальную жизнь, но, на самом деле, больше связанные с навязчивыми иллюзиями.

Перепрыгивая через рвы, я прошел по едва видимым кускам асфальта, когда-то расположенным в центре «линейки», по которым выносили Красное знамя и «сдавали рапорт» председатели отрядов. Здесь же 22 июня всегда выкладывали большую звезду из кирпичей и поджигали факелами несколько банок с тряпками внутри. Ах, как красиво это смотрелось, а клубы черного едкого дыма, кажется, неслись к нам через десятилетия прямо с мест героических сражений, о которых в тот день было уже сказано столько восхищенных слов.