Живущий в ночи

Мы с ним находились на открытой баскетбольной площадке позади школы, и я тренировался в бросках по корзине. Я как раз говорил Орсону, что Майкл Джордан наверняка до смерти рад тому, что у меня – ХР и я не могу сразиться с ним при свете дня, но в этот момент пес внезапно побежал прочь. Напрасно я несколько раз окликал его. Орсон останавливался лишь для того, чтобы бросить на меня короткий взгляд, и тут же бежал дальше. К тому моменту, когда я понял, что пес и не думает возвращаться, у меня не осталось времени даже для того, чтобы положить баскетбольный мяч в сетку, привязанную к рулю велосипеда. Я торопливо прыгнул в седло и поехал вслед за убегающим от меня мохнатым дезертиром. Это была сумасшедшая гонка: с улицы – на бульвар, с бульвара – на другую улицу, потом – через Квестер-парк к заливу и, наконец, вдоль по причалу – и прямиком к «Ностромо». Хотя Орсон лает редко, в ту ночь он словно обезумел и, перепрыгнув с пирса прямо на палубу судна, зашелся в ожесточенном лае. Я резко затормозил, и велосипед юзом понесло по мокрой поверхности причала. В этот момент из каюты появился Рузвельт, и собака моментально успокоилась.

– Ты ведь хочешь поговорить, – продолжал теперь Рузвельт, по-прежнему обращаясь к Орсону. – Ты и тогда пришел сюда для того, чтобы поговорить, вот только до сих пор не решил, можно ли мне доверять до конца.

Орсон держал голову опущенной к столу, не отрывая глаз от печенья.

– Прошло два года, а ты все равно подозреваешь, что я могу быть связан с теми людьми из Уиверна, и будешь прикидываться самой заурядной собакой из всех собак до тех пор, пока не поверишь мне окончательно.

Орсон обнюхал кусочки печенья и еще раз вылизал стол вокруг них. Он будто и не слышал, что к нему обращаются.

Повернувшись ко мне, Рузвельт сказал:

– Эти новые кошки – родом из Уиверна. Сначала были только те, кто сбежал оттуда, потом появилось второе поколение – эти родились уже на свободе.

– Подопытные животные? – уточнил я.

– Да, их первое поколение. Они и их потомство отличаются от других котов. Отличаются очень во многом.

– Они гораздо умнее, – подсказал я, вспомнив поведение обезьян.

– Тебе известно больше, чем я предполагал.

– Просто ночь выдалась горячей. Насколько они умны?

– Не знаю, каким мерилом это можно измерить, – проговорил Рузвельт, но я заметил, что он увиливает от прямого ответа. – Однако они действительно гораздо умнее обычных особей и отличаются от них по многим другим параметрам.

– Почему? Что там с ними делали?

– Не знаю.

– Как им удалось сбежать?

– Понятия не имею.

– Почему их снова не отловили?

– Хотел бы я знать.

– Не обижайтесь, сэр, но вы – отъявленный врун.

– И всегда им был, – улыбнулся Рузвельт. – Послушай, сынок, я тоже не знаю всего – лишь то, что мне рассказывают животные. Но тебе и этого знать не надо. Чем больше ты будешь узнавать, тем больше тебе захочется выяснить и тем большая опасность будет грозить твоим друзьям и твоему псу.

– Это похоже на угрозу, – безрадостно откликнулся я.

Рузвельт пожал огромными плечами, и пне показалось, что яхта заходила ходуном.

– Если ты полагаешь, что меня завербовали ребята из Уиверна, можешь считать это угрозой. Но ежели ты считаешь меня своим другом, отнесись к этому как к предупреждению и совету.

Хотя мне и хотелось поверить Рузвельту, я все же разделял сомнения Орсона. Мне казалось маловероятным, что добродушный гигант способен на предательство, но, находясь по ту сторону магического зеркала, я боялся, что за любым лицом, которое оно отражает, может скрываться уродливая гримаса.

От выпитого кофе у меня уже стучало в висках, но я все же подошел к кофеварке и налил себе еще.

– Но вот что я могу тебе сказать, – заговорил Рузвельт, – так это то, что в Форт-Уиверне находились не только кошки, но и собаки.

– Орсон не из Уиверна.

– А откуда?

Я стоял, облокотившись спиной на холодильник, и потягивал кофе.

– Его подарила нам одна из женщин, с которой работала мама. Их собака принесла потомство, и им нужно было срочно пристроить щенят.

– Одна из женщин, работавших с твоей мамой в университете?

– Да, она преподавала в Эшдоне.

Рузвельт Фрост молча смотрел на меня. На его лицо набежало облачко сожаления, глаза потемнели. Он будто услышал недоступный моему слуху грохот жестокой бури, все молнии которой были направлены в меня.

– В чем дело? – спросил я, причем голос мой дрогнул, и мне это не понравилось.

Рузвельт открыл рот, намереваясь что-то сказать, подумал и промолчал. Он почему-то вдруг стал избегать моего взгляда. Теперь они с Орсоном вместе как зачарованные разглядывали дурацкое печенье на столе.

Кошку собачье печенье не интересовало. В отличие от этих двоих она рассматривала меня.

Если бы сейчас передо мной ожила другая кошка – из чистого золота и с глазами из драгоценных камней, простоявшая много тысячелетий стражем в самом сокровенном помещении пирамиды на дне песчаного моря, – это выглядело бы менее сверхъестественным, нежели взгляд Мангоджерри – неподвижный, словно направленный из глубины веков.

Обращаясь к Рузвельту, я неуверенно спросил:

– Вы же не думаете, что Орсон тоже оттуда? Из…