Живые тени ваянг

С той ночи он сильно изменился — стал угрюмым и замкнутым, а порой даже агрессивным, если в такие минуты она пыталась с ним заговорить. Иногда Альберт задерживался на работе, а потом стал и вовсе пропадать — на целые сутки, а то и двое, ссылаясь на сильную занятость. Но она понимала, что дело здесь совсем в другом, правда, в чем именно — об этом можно было лишь строить догадки. В такие дни она закрывалась в спальне под предлогом головной боли или уходила в сад и там в небольшой беседке часами сидела с книгой в руках. Но строчки разбегались, не в силах складываться в фразы, слова ускользали, а буквы переворачивались…

Однажды Катарина сидела в беседке и, не в силах сосредоточиться на книге, бросила рассеянный взгляд на сад. Чуть поодаль стояли два дерева, усыпанные бледно-желтыми цветами с толстыми сочными лепестками, здесь их называют джипун. В доме всегда стояли несколько блюд с такими лепестками, издавая необычайный, ни с чем не сравнимый, аромат: и экзотических фруктов, и фантастических цветов. Посыпанная мелкими камешками дорожка уходила в глубь сада с молодыми фруктовыми деревьями. Плодов на них еще не было, и Катарина не особенно интересовалась, что за фрукты созреют там через несколько лет. А нравились ей цветочные клумбы. На одной из них распустилась ярко-малиновая гортензия, а на той, что была ближе к беседке — нежно-сиреневые колокольчики, названия которых Катарина не знала. Садовник, его она здесь иногда мельком видела, срезал их сейчас для вазы.

— Дай мне один цветок! — сказала она почти машинально, не задумываясь, поймет ли он.

— Пожалуйста, — сказал он по-нидерландски, подошел к беседке и протянул ей колокольчики.

Нежное сиреневое облачко на высоком стебле рассыпалось в полураскрытые коробочки необычной, вытянутой формы, и настолько изысканные, что Катарина не могла отвести от этого чуда глаз.

— А что это за цветок?

— Это голландский ирис ксифиум [168].

— Ты знаешь наш язык? — спросила она.

— Да, — ответил он.

Она бросила на него оценивающий взгляд. Молодой человек лет тридцати сильно отличался от яванцев: во-первых, ростом — был гораздо выше, во-вторых, белизной кожи — был гораздо белее.

— Ты не яванец?

— Нет, я с другого острова.

— А почему же тогда ты здесь?

— Я плыл на лодке на соседний остров, на свадьбу к сестре, а голландские солдаты взяли меня в плен и привезли сюда. Как им объяснить, что я не с Явы? Вот так и живу здесь уже почти два года. Мне повезло, что не попал на плантации, видимо, очень помог князь Эка Вахью[169], он увидел меня и что-то сказал голландцам…

— А как же он мог узнать, что ты не яванец, если ты с ним не разговаривал?

— По одежде, она у нас отличается. Да и по внешнему виду мы с яванцами разные.

— И как тебя зовут?

— Сухарто[170].

Уже темнело, поэтому Катарина поспешила в дом. В кабинете Альберта свечи не горели, значит, он успел куда-то уйти. Парадный вход не просматривается из сада, поэтому она не могла видеть, когда он выходил. Сон долго не шел, в голове роились мысли. Их было много, как мелких-мелких, почти невидимых, мурашей, если где-то на кухне завалялась крошка еды. Они возникали словно из ниоткуда и не исчезали, пока от крошки не оставалось даже мокрое место. Бывало, их добычей становилась мертвая муха или же залетевший мотылек. Полчища муравьиного войска облепляли свою жертву и почти молниеносно ее поедали. К муравьям Катарина быстро привыкла, как и к небольшим ящерицам, которые бегали по стенам и по потолку, возникая тоже как мысли — из ниоткуда. Иногда, особенно поначалу, они пугали ее, но вскоре она поняла, что существа эти совсем безобидные. Видимо, они тоже прибегают для того, чтобы кого-то съесть. И не было никакого средства, чтобы избавиться от этих муравьев и ящериц. И нет никакого средства, чтобы уничтожить мысли.

Уже сквозь сон услышала она грохот. Что-то упало в прихожей. Катарина осторожно встала с кровати и подошла на цыпочках к двери. Там стояла кромешная темень, но слышно было, как кто-то шевелился на полу. Девушка зажгла свечу и тихонько вышла из спальни. Блики желтого огня высветили темную фигуру — бесспорно, это был Альберт. Неужели пьян в стельку? Такого с ним еще не было, хотя последнее время частенько приходил навеселе. Он менялся прямо на глазах — из галантного кавалера, мягкого и страстного любовника превращался в вечно недовольное всем на свете существо, у которого, к тому же, начали появляться нотки жесткости, переходящие порой в жестокость. Скорее всего, сказывалось влияние Дика, с ним Альберт и пропадал куда-то… Вот и сейчас, наверное, привел Альберта Дик и, чтобы не попадаться ей на глаза, бросил его в прихожей.

— Катарина, помоги мне! — видимо, Альберт был не настолько уж и пьян, если увидел ее или почувствовал ее присутствие.

— Что с тобой?

— Кажется, ногу подвернул…

Она поставила свечу на пол и потянула его за руки:

— Вставай!

Потом потащила его волоком к кровати.

Тяжелое тело казалось безжизненным, оно походило на мешок, набитый овощами. И вроде бы не так уж и много их, но овощи оказались тяжеленными, видимо, год был урожайный.