Живым приказано сражаться

— Русские солдаты, — сказал он спокойно и несколько устало. — С вами говорит командир осадного отряда оберштурмфюрер СС Штубер, — он не считал необходимым скрывать свою фамилию. Откровенность должна импонировать несчастным, которых загнали в каменный мешок. — Вы храбро сражались, до конца выполнив не только приказ командования, но и свой солдатский долг. И не ваша вина, что войска вынуждены были бежать, оставив вас на произвол судьбы. — Штубер помолчал, давая русским возможность осознать истинность сказанного им. Конечно, любой другой немецкий офицер сейчас же предложил бы красноармейцам уничтожить командира и большевиков и выйти с поднятыми руками. После чего им гарантируется… Однако Штубер считал этот ход примитивным. Заставить стрелять в людей, с которыми ты только что сражался насмерть! Или поступать против воли командира… Возможно ли это в условиях дота? — Да, вы храбро выполнили свой долг, и я, как офицер, ставлю вашу храбрость и преданность в пример своим солдатам. Но вы сами понимаете, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Гарнизоны многих других дотов уже сдались. Пора и вам тоже подумать о своем спасении. Предлагаю такой план сдачи в плен. Я отведу своих солдат еще метров на триста от дота. Вы выходите с личным оружием и складываете его возле входа. После этого состоится беседа, и вас на автомашине доставляют в ближайший лагерь для военнопленных. Со временем уроженцы освобожденных нами от большевизма мест будут отпущены по домам, к своим семьям. Раненых сразу же поместим в немецкий госпиталь, где им окажут необходимую помощь. Жизнь офицеру и коммунистам также гарантируем. Я заявляю это, имея полномочия штаба группы армий «Юг» войск Великой Германии. На размышление — двадцать минут. Для уточнения условий сдачи можете выслать парламентеров.

Штубер выключил микрофон, вышел из машины и, закурив сигарету, пошел к карнизу, под которым, на нижнем ярусе склона, находился дот. Повсюду сопровождавший Штубера фельдфебель Зебольд тотчас же подал ему бинокль.

— Вы, конечно, очень хорошо обратились к ним, — плелся Вильке вслед за оберштурмфюрером. — Но уверен, что они не сдадутся. Так просто они ни за что не оставят свой дот.

— Вы пророк, обер-лейтенант, — невозмутимо заметил Штубер. — А главное, только вы один знаете, как их можно выбить оттуда. Но храните это в тайне. С какой стати?

— Вот пленный, господин э-э…

— Не экайте, капитан. Если вам трудно запомнить мое звание — оберштурмфюрер, то называйте просто: мой генерал. Вашему коллеге, обер-лейтенанту Вильке, это будет импонировать больше, чем «э-э».

Он взглянул на пленного. Узкоплечий, приземистый, лицо посеревшее, осунувшееся, все в синяках и кровоподтеках; гимнастерка разорвана, левое предплечье перевязано грязным бинтом. Лет двадцать семь — двадцать восемь. Лицо простолюдина, без каких-либо признаков интеллекта. Судя по всему — из крестьян.

— Красноармеец Рогачук, — подсказал капитан, заглядывая в подсунутую ему унтер-офицером бумажку.

— Ты из гарнизона этого дота? — спросил пленного Штубер, расстегивая кобуру.

— Нет, — замотал тот головой, пытаясь отступить на шаг назад, но натолкнулся на конвоировавшего его унтер-офицера. — Я был в прикрытии.

— А почему ты испугался? Ничего страшного, даже если бы ты был из гарнизона. Приходилось бывать в доте?

— Нет. Туда посторонних не впускали.

— Сколько там осталось солдат?

— Не знаю. Всего вроде было тридцать. Сейчас не знаю.

— Ясно. Сколько пулеметов?

— Не считал.

— Что — находясь в прикрытии, не смог определить количество пулеметов?

— Да не определял я, — болезненно поморщился Рогачук. — Мне это ни к чему.

— Боишься выдать военную тайну? — поиграл желваками Штубер. Сейчас он с величайшим удовольствием разрядил бы в этого русского всю обойму. Но не время… — Ну ладно. Не стану принуждать тебя к этому. Последний вопрос, который военной тайной не является: как фамилия коменданта дота? Если ты не ответишь на этот пустяковый вопрос, я прикажу пригвоздить тебя штыком вон к тому клену.

Пленный молчал. Но за его спиной, оттеснив румынского унтер-офицера и двух солдат-конвоиров, уже стоял верзила-фельдфебель.

— Фамилия и звание офицера, который командует дотом? — повторил Штубер.

Ударом в голову фельдфебель сбил пленного с ног. Конвоиры услужливо подняли его, но фельдфебель сбил еще раз. И так повторялось трижды. Потом один из солдат полил на него из фляги, дал возможность сделать несколько глотков и, когда тот пришел в себя, поднял на ноги. Фельдфебель молча достал из ножен узкий длинный кинжал, обтер его об штанину и пошел на пленного. Тот попятился, споткнулся, но его подхватили под руки.

— Ответь, идиот, — по-дружески прошептал ему на ухо фельдфебель, схватив левой рукой за волосы, а правой приставив кинжал к глотке. — Мне уже пятерых пришлось зарезать. Он и тебя прикажет…

— Лейтенант, — еле выговорил пленный, ибо лезвие мешало ему говорить. — Кажется, Беркут. Так его называли.