Жизнь

«Приходи к Завету, тебя ждут, брат». То есть ну ничего себе. Я не в курсе, насколько это все важно по их понятиям, но, если меня просят прийти, я приду. Честно говоря, внутри не видно было ни хрена, дым покрывал все. Они там раскуривали «чашу» — это кокос с огромным глиняным сосудом сверху, куда засунуто с полфунта анаши, а из бока выходит резиновая трубка. Вся тема в том, кто сможет выкурить больше остальных. Эти удальцы заливали кокос белым ромом как бульбулятор и пыхали через ром. Ты запаливал сверху глиняный сосуд, он полыхал и давал облака дыма. «Огонь, гори, Джа прекрасен!» Ну и кто я такой, чтобы попирать местный обычай? Ладно, попробую здесь высидеть. А анаша была мощная. Что забавно, до отключки у меня так и не дошло. Поэтому, видимо, я произвел на них такое впечатление. Я пыхал уже столько лет до того, но никогда в таких количествах. Они меня немного брали на слабо, не без этого. Знаете — поглядим, как белый парень кульком повалится. А я сидел да повторял себе: только не свалиться, только не свалиться. В общем, выстоял и остался с ними. Замечу, однако, что потом я таки свалился — когда уже выбрался на воздух.

Было ощущение, что в Стиртауне все население — музыканты, а музыкой у них были бесподобно переделанные церковные гимны, которые распевались под барабаны. Я блаженствовал. Они пели в унисон, понятие о пении на разные голоса отсутствовало, и они не использовали инструментов кроме барабанов, — звук получался очень мощный. Просто барабаны и голоса. Слова и напевы уже тогда насчитывали лет сто, а то и больше, — старые гимны и псалмы, которые они перекраивали под себя. Но сами мелодии были теми самыми, что звучали в церквях, а кое-какие церкви на Ямайке не брезговали и барабанами. Они могли зависнуть и этим делом на всю ночь. Гипнотическое ощущение. Транс, неумолимый бит. И они постоянно затягивали все новые и новые песни. Кое-что, кстати, вполне ударный материал. Барабанами заведовал Локсли, и басовый у него так громко ухал, что, по народной легенде, им можно было убить, как здоровенной шоковой гранатой. На самом деле много свидетелей рассказывали реальную историю про полицейского, который по глупости решил сунуться в один стиртаунский дом, где был Локсли. и тот посмотрел на него — а комната была маленькая — и сказал: «Огонь, гори», имея в виду — «бей в барабан»: так он предупредил, чтоб другие заткнули уши. Тогда он вдарил по своей бочке, и коп свалился без сознания, после чего у него забрали мундир и велели больше не показываться. Стиртаун был в те дни городом растафари. Теперь здесь много приезжих, а тогда, чтобы туда пройти, тебе требовалось что-то вроде пропуска. Город располагался на большой дороге, идущей из Кингстона: главный перекресток, множество лачуг и пара таверн. Но нос туда совать не следовало. Потому что даже если б ты сказал: «Да я с тем-то знаком, и с тем тоже», другие братишки могли не знать, кто ты такой, и запросто тебя прирезать. Это был их бастион, и полоснуть мачете они б не постеснялись. Впрочем, весь этот их стрем был не без причины. Такой стрем, что им самим приходилось принимать стремный вид, чтобы никому из копов не захотелось лезть в Стиртаун. Еще были свежи воспоминания, когда копы разъезжали по улицам и если видели двух растафари, то пристреливали одного, а второго только и оставляли в живых, чтоб тот оттащил труп. Эти ребята не боялись подставить грудь под выстрелы. За это я ими всегда восхищался.