Жизнь адмирала Нахимова

"Да, конечно, пусть пробует", – решает он и, внезапно щурясь, вплотную подходит к Бутакову.

– Предоставляю вам действовать. Распоряжайтесь!

Григорий Иванович резко поворачивается и командует:

– Лево руля!

Справа от носа "Владимира" с шумом падает волна.

Кренясь к гладкой и тяжелой поверхности моря, "Владимир" заходит в кильватер к "Перваз-Бахри", и носовые орудия с грохотом пускают шестидесятивосьмифунтовые бомбы. Турок пытается принять направление поперек нового курса фрегата, чтобы снова навести свои орудия, но Бутаков вовремя уклоняется на два румба. Ядра "Перваз-Бахри" пляшут по воде. Одна только бомба вертится на мокрых досках бака, но сейчас же один матрос быстро бросается к ней, хватает рукавичкой и выбрасывает в море.

Отсутствие кормовой и носовой обороны на "Перваз-Бахри" облегчает маневры Бутакова.

В продолжение двадцати минут он методически заходит в кильватер неприятельскому пароходу, обстреливает его то носовыми орудиями, то правым, то левым бортом. В тот момент, когда турецкому командиру представляется, что русский пароход уходит, он совершает циркуляцию и снова осыпает снарядами. "Владимир" в конце концов начинает казаться методически вращающейся башней, широких сторон которой невозможно достать ядрами "Перваз-Бахри".

Уныние овладевает противником Бутакова. В то время как убойная сила пушек "Владимира" используется полностью, орудия "Перваз-Бахри" лишь поднимают белые брызги вокруг фрегата. Ни осмыслить, ни повторить маневр Бутакова неприятель и его английский инструктор не в состоянии.

К одиннадцати часам на "Владимире" пострадала только стеньга грот-мачты, а на. "Перваз-Бахри" сбиты шлюпки, три орудия приведены в негодность и десятки раненых снесены вниз.

Вращение "Владимира" по кругу и его быстрые захождения оправдали себя. У Бутакова озабоченное выражение сменяется деловым благодушием. Он хозяйственно покрикивает в рупор:

– Полный! Стоп! Задний! Стоп! Вперед! Право руля!

Он следит в стекло подзорной трубы за движением противника, рассматривает и предугадывает маневры "Перваз-Бахри".

Он забывает о времени и адмирале, не ощущает струек воды, сбегающих под его расстегнутый ворот на грудь и спину. Все для него связано единственно с задачей доказать правильность его расчетов пароходных эволюции.

"Да, вот оно, туго проникает свет там, где мрак имеет прелесть", бормочет он между двумя командами какой-то английский стишок, и косится на Железнова:

– Как, лейтенант, будет что рассказать в Севастополе?

– Мы возьмем турка, Григорий Иванович? Он, кажется, выигрывает дистанцию, – шепчет Железнов.

– Ненадолго, – пренебрежительно стягивает пухлые губы Бутаков. – Через десять минут мы еще влепим новую порцию.

– Четыре румба к зюйду! – обращается он к рулевому.

А в голове складывается фраза для записок: "В морской истории открывается новая глава. Еще не было случая, чтобы пароход против парохода участвовал в артиллерийской дуэли".

Пароходы-враги сближаются. У турка изрешечены трубы, повалены, будто вихрем, переборки, обломки снастей и рангоута треплются на ветру. Под сорванным кожухом обнажились спицы колеса, тяжело и медленно бьющего по воде.

Корнилов поглощен боем не меньше командира. Он сознает, что ему, молодому флотоводцу, выпало редкое счастье быть свидетелем события, совсем нового в морской войне. Морских сражений после Наварина история не знала, если не считать незначительных операций в датско-прусской войне. И тогда опыт был не в пользу пароходов. Двадцатишестипушечный корвет датчан пробил тонкие железные стенки немецкого парохода. "Прусский орел" испугался и удрал… А теперь командир "Владимира" осуществляет тактику на основе математических расчетов, геометрическими фигурами.

– Затянули, Григорий Иванович, свой маневр. Кончайте быстрее. Теперь пора подходить ближе и заставить спустить флаг, – неожиданно для себя обращается он к капитан-лейтенанту.

– Слушаю! – отвечает Бутаков. Досадно, что он сам не догадался сочетать превосходные эволюции с решительной атакой.

"Владимир", повинуясь новым командам, ложится на параллельный курс. В продолжение получаса борта обоих судов гремят без остановки. Теперь, когда "Владимир" держится на одном курсе, турецкие ядра и бомбы начинают попадать во "Владимир". На палубе раздаются стоны. Уносят матроса с покалеченными йогами, и Железнов узнает того канонира, который утром расторопно объяснял действие нового прицела. Грот-мачта треснула в основании; одна за другой упали бомбы перед люком, ведущим в машинное. Уже зачастили штуцерные пули, и их тонкий свист неприятно напоминает о жалящих крымских мухах.

Корнилов продолжает невозмутимо ходить по мостику. Отдав приказ, он снова не вмешивается в распоряжения Бутакова. Он даже несколько успокоился; шум боя совсем отогнал неприятные мысли.

– Разрешите, ваше превосходительство, послать лейтенанта Железнова вниз. У нас штурвал плохо слушается и, кажется, в машинном потери.

– Пожалуйста, – соглашается адмирал.