Жизнь адмирала Нахимова

С рассветом 5 октября, лишь только расходится ночной туман и солнце встает на безоблачном небе, часть флота союзников вытягивается из Балаклавской и Камышовой бухт, другая часть подвигается ко входу на рейд со стороны Качи. На тихой воде отчетливо поднимаются вверх дымки суетливых буксиров, подводящих суда к их позициям. Армейское командование союзников не дожидается устройства флота и начинает бомбардировку с семи часов.

Павел Степанович приезжает на 5-й бастион, когда двухпудовые бомбы, стонущие в полете, уже часто лопаются над банкетами батарей. Каменный парапет казармы разрушен, пять орудий приведены в бездействие, нижняя часть стены бастиона пробита насквозь, и вереница носилок с ранеными направляется в город.

Нахимов проходит на правый фас укрепления и весело здоровается, с матросами.

– Вот наконец и проснулись неприятели наши. Посмотрим-с, на что они способны. Грохот выстрелов учащается.

– Квочка! – кричит наблюдатель в прикрытие, и бомба с визгом впивается в каменную стенку, разрывая старательно уложенные камни

– Галки! – тем же беспечным, насмешливым голосом докладывает матрос, хотя два ядра шлепнулись в центре пехотного резерва и солдаты спешно крестятся над убитыми.

– А зачем так близко батальон литовцев подвели? – морщится Нахимов. Кто это приказал? На случай штурма успеем вызвать. Отведите, господин майор, ваших людей на завал, в лощину. А здесь оставьте адъютанта.

– Жеребец! – снова возглашает наблюдатель и направлением руки показывает место, в которое должна упасть двухпудовая бомба.

Павел Степанович подходит к амбразуре, которую очищают и смачивают швабрами батарейцы.

– Ну-с, отойди, братец. А, Кошка! Чего ты застыл на месте?

Матрос нехотя отодвигается и неодобрительно смотрит на золотые эполеты адмирала.

– Он картошкой бьет, ваше превосходительство. Пристрелялся по амбразурам.

– Вот и нечего подставляться на картечь. По такому красавцу небось не одна девка заплачет.

Павел Степанович приставляет к глазам подзорную трубу. Облако дыма застилает батареи на Рудольфовой горе. Только вспышка огня указывает места орудий. За ночь французы открыли новые амбразуры, и, должно быть, у них не меньше пятидесяти орудий. Картечь рвется во рву, и осколки ее вместе с землей и мелкими камнями достигают амбразур. Напор воздуха срывает с головы адмирала фуражку, и она катится по рву. Что-то темное и клейкое каплет на руку Павла Степановича и трубу. Он выпрямляется и идет к ближайшему орудию.

– Нуте-с, голубчик, сними щит. Да не ломай фуражку, дело надо делать-с. Так-то, молодец! – одобряет адмирал, потому что матрос, несмотря на посыпавшиеся пули, живо снимает щит.

Нахимов сгибается над орудием и бросает артиллерийской прислуге:

– Подъемный винт на шесть градусов. Вправо, вправо. Есть. Так палить.

– Вот-с, попробуйте на этом прицеле, – говорит он лейтенанту, командующему батареей.

– К орудиям! – командует лейтенант.

Гремит залп, сотрясая весь бастион. С воем летят бомбы на Рудольфову гору, взметают над брустверами землю и балки.

– Очень хорошо! – кричит Нахимов в ухо лейтенанту. – Побыстрее надо. Батально. Не давайте им опомниться.

Через час на Рудольфовой горе один за другим раздаются взрывы, и столбы красного пламени в густом черном дыму поднимаются над линией французов.

– Пороховые погреба-с, – лаконически замечает Павел Степанович. Господа французы теперь вас не станут беспокоить. А вы все-таки тревожьте их редкими выстрелами, мешайте им работать.

Он собирается сесть на лошадь, но его окликает Корнилов, приехавший со своей свитой.

– Павел Степанович! Поздравляю с успехом… Да вы ранены? У вас вся голова в крови.

– Кажется, оцарапало-с. Слишком мало, чтобы об этом заботиться, разве фуражку придется новую приобретать.

– Беречься надо, Павел Степанович.

– Вам, вам беречься надо. Вы у нас начальник и душа защиты-с. Куда вы теперь, Владимир Алексеевич?

– Я на Четвертый и на Корабельную. Поглядеть, как против англичан управляемся.

– Ну зачем? Там Новосильский, там Истомин, ни к чему-с. И я вот на Восьмом только побываю, тоже приеду,

– Значит, встретимся на Малаховом. – Корнилов энергично жмет руку адмирала и пускает в карьер своего высокого ладного жеребца.

7-й бастион из орудий, фланкирующих приморскую батарею № 10, бьет по прибрежной полосе Карантинной бухты, препятствуя выдвижению французских полевых пушек в тыл приморской батареи. Редкий огонь бастиона удерживает противника.