Жизнь Амброза Бирса

Я считаю, что Бирс получил развод для того, чтобы жениться на женщине, к которой он был горячо привязан – на мисс Кэрри Кристиансен. Обычно он называл её своим «Гадким утёнком». Я буду иногда вспоминать об этом прозвище. Ещё он неправильно называл её своим «секретарём», хотя она никогда не была его секретарём. Он делал так, чтобы избежать сплетен. Она родилась в 1874 году и была на тридцать два года младше Бирса. Они близко общались с самого её детства. Примерно с 1896 года до исчезновения Бирса в конце 1913 года они обычно жили под одной крышей в разных, но в смежных или соединённых комнатах. Недавно она умерла и, насколько я понимаю, не оставила близких родственников.

Есть хорошая причина, почему Бирс и мисс Кристиансен могли тайно пожениться в Роквилле, который находится рядом с Вашингтоном, но в Мэриленде – своего рода в Грета-Грин[112]. Молодая женщина несколько лет занимала выгодное место учительницы в вашингтонской школе. Брак для неё был риском. Из-за скромных доходов Бирса и его преклонного возраста для неё было бы глупостью оставлять место в школе. Она могла остаться вдовой. У неё были свои семейные заботы – она помогала своим близким родственникам. Я ещё не определился, насколько это правдоподобно. Но я подозреваю, что если брак был заключён, то в Роквилле. Конечно, я не стану изучать документы этого города, чтобы обнародовать записи об их браке. Я не хочу влезать в чью-либо личную жизнь.

Кстати, Гадкий утёнок считалась незамужней и никогда не вышла замуж.

Несмотря на чувства Бирса к этой его последней возлюбленной, к его Гадкому утёнку, о которых он часто говорил мне, я думаю, что она любила его только как отца. Моё мнение подтверждает то, что она не ревновала Бирса к женщинам, но ревновала к мужчинам. Она, кажется, ревновала Бирса ко всем мужчинам, которые проявляли к нему хоть какую-то привязанность. Она относилась к ним с подозрением и сумела разорвать его дружбу с очень многими из них. Несомненно, она сделала всё возможное, чтобы Бирс порвал со мной, но она в этом не преуспела до выхода собрания сочинений. Она производила свои махинации скрытно, тайно. Не сомневаюсь, что друзья и знакомые Бирса, кроме меня, не подозревали о её цели. Он сам не подозревал. К людям, которые не были его друзьями, а были просто знакомыми, она относилась с недоверием, как будто они имели целью использовать его с какими-то неявными целями. Я не чувствую к ней никакой обиды. Но из тех мужчин и женщин, которых я знал, она не нравилась никому, за исключением Бирса. Вы можете не поверить, что я не обижен на неё, если я скажу, что она была одарена весьма средней физической и психической привлекательностью. Её манерам не хватало обаяния, она была лишена остроумия и вообще чувства юмора. Она была плохим собеседником, она редко разговаривала, не высказывала своих мыслей и комментировала чужие только по необходимости. Как и остальные возлюбленные Бирса (за исключением миссис Бирс), она вряд ли привлекла бы какого-то мужчину. Она явно не была сексуально привлекательна, и это, кажется, чувствовали все мужчины, кроме Бирса.

Пыль от мела она не стряхивала с плеч и тогда, когда выходила из класса. Она постоянно враждовала со школьными попечителями. Родители жаловались на отклонения от программы и на нехватку обычной тактичности. Но она идеально готовила проклятые гренки с сыром и разогретое пиво… если вам по вкусу такие лакомства.

Подозреваю, что она (если она не выходила за Бирса) решила вовсе не выходить за него замуж. Она пришла к выводу, что её надежда на брак с каким-то мужчиной может никогда не осуществиться, пока продолжаются её близкие отношения с Бирсом. Они занимали соседние комнаты в одном жилище в Вашингтоне. Двери их комнат находились напротив, а между ними был коридор. В квартире жило четыре человека: несколько комнат занимала хозяйка со своим мужем, Бирс занимал две, Гадкий утёнок – одну. В квартире была одна ванная комната, которой пользовались все жильцы. Бирс и Гадкий утёнок посещали комнаты друг друга в любое время дня и ночи. Бирс говорил, что в таких случаях двери их комнат были всегда открыты. Они заходили друг к другу бесчисленное количество раз, и я сам это видел, когда был у него в гостях.

Позвольте мне оговориться: я не считаю, что их отношения нарушали какие-то нормы.

К окончательному разрыву они шли несколько месяцев. Бирс не поехал с ней в Сэг-Харбор на летние каникулы 1913 года, хотя за год до того он ездил с ней. Во всяком случае, насколько я знаю. По пути она навестила свою семью, и я заметил, что она казалась расстроенной, хотя держала себя под контролем. Бирс приехал в Нью-Йорк, пока она не успела вернуться в Вашингтона. Она, видимо, предугадала его намерения и телеграфировала мне, попросив найти для неё комнату в отеле, что я и сделал. Она уехала из Нью-Йорка рано утром в день прибытия Бирса.

«Ну, – сказал он после того, как мы в тот день позавтракали, – я должен ехать к моему Гадкому утёнку».

«Но эта дикая утка уже улетела, – прервал я. – Уехала в Вашингтон».