Жизнь Амброза Бирса

«Страх темноты естественен, – считал Бирс. – Наверное, он никогда не пройдёт. Это наследие первобытных предков. Кроме того, находиться в темноте – это неудобно. Насколько возможно, рассказы о призраках нужно читать при тусклом свете, поздно ночью. Читать истории о сверхъестественном в разгаре дня – это несправедливо и по отношению к автору, и по отношению к читателю. Читатель должен быть один и в нетопленой комнате».

II

Бирс утверждал, что, как и все остальные люди, он немного суеверен.

«Не важно, насколько велик ваш интеллект, – говорил он, – насколько обширен ваш опыт, не важно, что суеверия, знаки, знамения и тому подобное не подтверждаются, но наши праотцы оставили нам наследие, которое мы не сможем растранжирить».

Он смеялся над знаками, предсказаниями и прочими бабьими сказками. Но он защищал того, кто искал белую лошадь, когда видел рыжего, того, кто загадывал желание в полнолуние, а потом молчал, пока ему не зададут вопрос, на который можно ответить «да», чтобы луна выполнила желание, того, кто радовался при виде воза с сеном на городской улице и загадывал желание, надеясь, что оно сбудется. Он поощрял того, кто отказывался проходить под лестницей или раскрывать зонтик в помещении. Поскольку пить при упоминании мертвеца – к неудаче, он при этом не доносил стакан до рта, менял тему, а затем выпивал. Это была уступка атавизму. Убив змею, которая пересекла его тропу, он обходил коварное животное. Подобную слабость он приписывал и своим персонажам. За эти суеверия были ответственны его предки. Он заявлял, что слишком уважает своих предков, чтобы стыдиться их обычаев, поэтому сам следует им.

Определение призрака из «Словаря Сатаны»:

«Призрак, сущ. – внешний и видимый признак внутреннего страха.

Он увидел призрака.

Призрак стоял – о ужас! –

На тропе, по которой он шёл.

Он остановился и хотел убежать.

Земля затряслась под ногами,

Когда он увидел призрака.

Он почувствовал, что теряет сознание,

Ужасное видение обездвижило его,

Круги плавали перед глазами.

Он дико ринулся прочь, а затем

Он увидел столб».

Глава XV

О расовых и религиозных предубеждениях

I

Южане говорят, что когда «проклятые янки» вторглись на их «священную землю» и разрушили жалкую старую хижину дяди Тома, они ожидали, что не увидят никакой разницы между чёрными и белыми, кроме пигментации. Они и не увидели – большинство из них вернулось домой, не встретив ни одного чёрного лица. Бирс, неопытный юноша, в этом отношении не отличался от большинства своих товарищей по оружию. Но когда он добрался до небес – «негритянских небес», как называют город Вашингтон – он был вынужден очень много узнать о жизни негров. Он был ею увлечён. И меня она всегда остро интересовала. В нём, несмотря на увлечение, возникла нелюбовь к неграм как к расе, хотя он никогда не распространял свою антипатию на личности. Но как он презирал «их чёрную шкуру, их грязные лица, их зловонный аромат!».

«Нил, – как-то сказал он, – для меня остаётся тайной, почему среди них встречаются желтоватые лица. Неужели какой-нибудь южный джентльмен может быть виновен в подобном?»

«Нет», – отозвался я.

«Поясните, любезный сэр. Откуда же этот цвет кофе с молоком?»

«Извольте, сэр, – ответил я, – я вам доставлю удовольствие и объясню всё в лучшем виде. Есть у меня одна теория, и наблюдения её подтверждают. Этот саквояжник, этот пресловутый скалаваг[146], которого вы нам навязали, этот любитель ниггеров, этот змей, который высосал из нас все соки, этот болван, сэр, хотел сделать белого человека из чёрного. Вот эти желтушные люди – продукт его полууспешного эксперимента».

«Я вам верю, Нил, поскольку с большим уважением отношусь к любовным умениям этого саквояжника, но вы должны признать, что южные джентльмены приняли участие в производстве этого отбелённого народа».

Со временем нелюбовь Бирса к неграм ещё больше усилилась. Он говорил, что если бы знал эти создания в 1861 году так же, как он знает их в 1906, у него возникло бы искушение сражаться за Юг. Это была шутка. Бирс был сторонником Союза, поскольку ничего не знал о политическом положении. В молодости он был «поверхностным» и «добился успеха» благодаря своему невежеству, как бывает со всеми молодыми людьми. Поэтому он сражался за негров.

Он считал, что в литературе негров быть не может. Ни один белый не хочет читать о неграх, и лишь немногие чёрные умеют читать. Если бы чёрный человек умел читать, то всё написанное о нём было бы ему неинтересно.

«Я думал, вы увлечены ими», – сказал я.

«Да, – отозвался он. – Их трудностями. Никакие другие люди не вызывают у меня такого сочувствия».

«Вот! Вот!» – воскликнул я.