Жизнь Антона Чехова

Антон побывал и на репетиции пьесы «Царь Федор Иоаннович», где его буквально заворожила актриса Ольга Книппер, игравшая царицу Ирину. Она тоже заметила Антона – еще на репетиции «Чайки» несколькими днями раньше: «Мы все были захвачены необыкновенно тонким обаянием его личности, его простоты, его неумения „учить“, „показывать“ <…> Антон Павлович, когда его спрашивали, отвечал как-то неожиданно, как будто и не по существу, как будто и общо, и не знали мы, как принять его замечания – серьезно или в шутку»[433].

Встречи с Чеховым дожидались и старые друзья. Однако они уже не узнали в нем прежнего Антона-Авелана, готового повести свою эскадру в новые походы. Даже Татьяна Щепкина-Куперник, приветствовавшая Антона восторженным стихом, поняла, что в нем произошла какая-то перемена[434].

В Москву пожаловал и Суворин. Они с Антоном отобедали в «Эрмитаже», а затем, в компании с Александрой Хотяинцевой, сходили в цирк. Три недели спустя Антон послал Суворину полное недоумения письмо по поводу его критических выпадов в «Новом времени» в адрес новорожденного московского театра. Он ни словом не обмолвился о своем впечатлении от Ольги Книппер в роли Аркадиной, но расхвалил увиденные сцены из «Царя Федора Иоанновича», и особенно выделил Книппер, не называя ее по имени: «Ирина, по-моему, великолепна. Голос, благородство, задушевность – так хорошо, что даже в горле чешется. <…> Если бы я остался в Москве, то влюбился бы в эту Ирину».

Пятнадцатого сентября курьерским поездом с Курского вокзала Антон выехал в Ялту. Из головы у него все не шла самая бойкая и жизнерадостная актриса труппы Станиславского и Немировича-Данченко Ольга Книппер.

Глава 65

Сломанная шестеренка

сентябрь – октябрь 1898 года

В июле жена Александра, Наталья, отбыв с детьми на дачу, обрекла своего благоверного на длительное воздержание. Тот жаловался Антону: «Veneri cupio, sed caput dolet, penis stat, nemo venit, nemo dat»[435]. В августе, пока Наталья все еще находилась в отдалении, Александр купил школьную тетрадь, приладил к ней кожаный переплет и собственноручно изготовил иссиня-черные чернила из дубовых орешков. Своему дневнику он дал название «Свалка нечистот, мыслей, идей, фактов и всякого мусора. В назидание детям»[436] – и стал записывать в нем свои семейные несчастья. Однако по возвращении жены Александр обнаружил, что несостоятелен как мужчина. И снова он 28 сентября делился своим горем с Антоном: «В супружеском отношении я стал швах и даже у домашнего очага не вырабатываю достаточно материалов не только для онанизма, но и для коитуса». Наталья потребовала, чтобы Александр обратился к брату за лекарством от «старости».

Четвертого октября Соня Чехова, Ванина жена, писала Александру из Москвы: «Многоуважаемый Александр Павлович, Коля заниматься не хочет, ведет себя так дурно, что даже терпение наше истощилось. Слушаться не хочет никого, самое ласковое обращение и то – недействительно. Прибегала я даже за помощью к Маше, но и ей также он прямо повернул спину и не пожелал даже разговаривать с нею. <…> Как доставить его вам?»

Получив письмо, Александр делает отчаянную запись в своей «Свалке»: «Взвыл я волком <…> Наташа успокаивает, говоря, что Сонечка написала и послала свое письмо в пылу гнева». Ване он следом написал: «Николай сам себе подписал смертный приговор: теперь его уже никуда не примут. <…> Сажай его на поезд <…> на исправление его надежды нет».

В Петербурге Суворин размышлял о будущем Антона Чехова. Александр в связи с этим заметил: «Между Сувориным и Тычинкиным шел разговор о покупке всех сочинений Антона сразу, чтобы дать Антону побольше денег сразу и затем приступить к изданию „Полного собрания“».