Жизнь Антона Чехова

Тяжелее переносил Антон страдания душевные: «Хочется с кем-нибудь поговорить о литературе <…> а говорить здесь можно только о литераторах <…> Все больше скучно или досадно». Газеты в Ялту приходили с опозданием, а «без газет можно было бы впасть в мрачную меланхолию и даже жениться», – жаловался Антон Соболевскому в письме под Рождество. Чехов поначалу сблизился с издательницей газеты «Крымский курьер», но надежды на сотрудничество не оправдались. Он уже полюбил свой недостроенный дом в Аутке, однако с зимней крымской слякотью примириться не мог. (Вся Ялта устыдилась, когда газеты перепечатали телеграмму Чехова в Москву, в которой он сравнивает себя с Дрейфусом, сидящим в заключении на Чертовом острове.)

Антон томился разлукой и с Сувориным – даже несмотря на то, что «Новое время», как писал он Александру, «шлепается в лужу». Впрочем, газета и у правительства вызвала сильное недовольство, так что была на десять дней приостановлена. Поэт Бальмонт окрестил «Новое время» «высочайше утвержденным бардаком». Парижский корреспондент «Нового времени» Павловский через Антона пытался найти место в какой-нибудь либеральной московской газете. От Суворина ушел Потапенко. Как докладывал с места событий Александр, Суворин метал в сотрудников громы и молнии, а Дофин ходил «как бык с нахмуренным челом». В «Новом времени» начали печатать перевод лживой книги Эстергази «Закулисная сторона дела Дрейфуса». На это Антон написал Суворину, что пересмотр дела Дрейфуса – «это одна из великих культурных побед конца нашего века»; тот же был уверен, что оправдание Дрейфуса – дело рук германофилов.

Ваня, самый немногословный из братьев Чеховых, 19 декабря приехал к Антону, нагруженный его заказами, и пробыл в Ялте две недели. От многоречивого же Миши проку не было никакого. Он участливо зазывал к себе в Ярославль Евгению Яковлевну, но она подозревала, что ему нужна нянька для маленькой Евгении. Миша не внес своей доли на похороны Павла Егоровича и задерживал выплату Машиного пособия. Александр же в Петербурге сам нуждался в помощи. Он теперь подкармливал свояченицу Анастасию – ее муж, Н. Пушкарев, потерял все деньги на своем последнем изобретении – машине для игры в лото. Николай, старший сын Александра, был задержан полицейским за мелкое воровство на вокзале. Наталья стала бояться, что он дурно повлияет на братьев, и особенно на семилетнего Мишу, и Александр определил Николая юнгой в Черноморское пароходство. Средний сын, двенадцатилетний Антон, наотрез отказавшись от продолжения учебы, постигал переплетное дело в типографии Суворина. Сам же Александр, наблюдая за тем, как «Новое время» неумолимо опускается на дно, стал подыскивать другую работу. Об этом он 24 ноября писал Антону: «Помышляю <…> открыть публичный дом на новых началах, а именно – совершать по России странствования на манер артистических турне. Если мое проектируемое заведение прибудет в Ялту „для оживления сезона“, то ты, конечно, – первый бесплатный посетитель». К этому письму Потапенко добавил приветствие, а Эмили Бижон приложила «большой поцелуй».

Став жителем Ялты, Антон попал под бдительное око местной прессы. Приходилось ему сиживать и на заседаниях – в попечительном совете женской гимназии, в Обществе Красного Креста, в комитете по борьбе с голодом. Пока в Аутке нанятые Бабакаем рабочие рыли фундамент под будущий дом, Чехов писал: за два месяца, проведенные на даче Омюр, из-под его пера вышли четыре рассказа. Из них три – «Случай на практике» для «Русской мысли», «Новая дача» для «Русских ведомостей» и «По делам службы» для «Недели» содержат мелиховские реалии – погибельная для природы фабрика и вороватые, недружелюбные крестьяне. Рассказ «По делам службы» отличает особая художественная сила: он повествует о поездке врача и судебного следователя в дальнее село для расследования самоубийства, после которой следователя начинают преследовать кошмары, навеянные картинами убогой крестьянской жизни. Протест против социальной несправедливости, прозвучавший в «Мужиках» и «Моей жизни», в этих последних чеховских рассказах нарастает: угнетаемые становятся реальной угрозой для угнетателей. Более светлыми тонами написан рассказ «Душечка», напечатанный в еженедельнике «Семья», – в нем изображен портрет женщины, отдающей себя без остатка всем мужчинам, с которыми связывает ее судьба, будь то антрепренер, лесоторговец или ветеринар. «Душечка» повергла в изумление либералов и очаровала Толстого, вместо иронии увидевшего в ней идиллию; при встрече Толстой сказал Чехову, что его рассказ – это «кружево, сплетенное целомудренной девушкой».