Жизнь Антона Чехова

Вечером 17 декабря все подъезды к Московскому Художественному театру запрудили кареты и экипажи — там, в заполненном до отказа зрительном зале, состоялась премьера возрожденной «Чайки». После спектакля Немирович-Данченко телеграфировал Чехову: «Успех колоссальный. <…> Мы сумасшедшие от счастья». Антон послал ответную телеграмму: «Ваша телеграмма сделала меня здоровым и счастливым». Теперь Немирович-Данченко стал просить у Антона исключительных прав на постановку «Дяди Вани». Получил Антон телеграмму и от своего одноклассника Вишневского: «Чайка будет боевой пьесой нашего театра». Неудачны были лишь сама Чайка — Нина Заречная в исполнении М. Роксановой (вскоре ее выведут из спектакля) да Тригорин, который в трактовке Станиславского походил на «безнадежного импотента»; однако даже это не умерило восторга публики. Особая похвала досталась Ольге Книппер. О ней Антону писал Немирович-Данченко: «Книппер — удивительная, идеальная Аркадина. До того сжилась с ролью, что от нее не оторвешь ни ее актерской элегантности, прекрасных туалетов обворожительной пошлячки, скупости, ревности и т. д.» Маша сошлась с братом в его первом впечатлении об актрисе: «Очень, очень милая артистка Книппер, талантливая удивительно, просто наслаждение было ее видеть и слышать». Ей вторила Щепкина-Куперник: «За три года это первый раз, что я наслаждалась в театре. <…> Здесь все было ново, неожиданно, занимательно. <…> Очень хороша Книппер».

Пьеса помогла восстановить утраченные связи. Левитан поднялся с больной постели, купил у барышника за двойную цену билет и побывал на спектакле, который, как он признался Антону, лишь теперь понял вполне. Особое его сочувствие вызвал Тригорин, мечущийся между немолодой любовницей и юной ее соперницей. Даже актер Ленский, невзлюбивший Антона с тех пор, как тот высмеял его в «Попрыгунье», был очарован «Чайкой». Сергей Бычков, коридорный «Большой Москов-ской гостиницы», побывал на спектакле четыре раза; в письме к Чехову он напомнил ему о Людмиле Озеровой: «как она страстно хотела сыграть вашу Чайку» 454. Редкая женщина не увидела в Чайке собственную судьбу. Кундасова написала Антону, что ее овдовевшая сестра Зоя жаждет получить от Немировича-Данченко заветную роль.

Следующие два представления «Чайки» были отменены из-за болезни Ольги Книппер — для Антона это был немалый ущерб, поскольку за спектакль ему полагалось десять процентов от валового сбора. Однако теперь свои отношения с Художественным театром он поставил в один ряд с женитьбой на актрисе. В письмах к Елене Шавровой и Ефиму Коновицеру он воспользовался одной и той же фигурой речи: «Мне не везет в театре, ужасно не везет, роковым образом, и если бы я женился на актрисе, то у нас наверное бы родился орангутанг — так мне везет!!»

Живя теперь в Крыму, Антон оплачивал московскую квартиру, имение и школу в Мелихове, строительство ялтинского дома и дачу в Кучук-Кое. На нем лежала забота о бедных родственниках, а срок его жизни неумолимо сокращался. Однако вместо того, чтобы, по совету Левитана, просить деньги у сильных мира сего, он предпринял иные решительные действия.

Глава шестьдесят седьмая

«Я теперь марксист:

январь — апрель 1899 года

Самое странное во всей этой истории было то, что вести переговоры о продаже издателю Адольфу Марксу прав на полное собрание своих сочинений Чехов отправил в Петербург Петра Сергеенко. Окончив, как и Антон, таганрогскую гимназию, Сергеенко стал писателем-юмористом и печатался под псевдонимом Эмиль Пуп, так и выйдя на проложенную Чеховым дорогу в большую литературу. Антон неодобрительно отозвался о двух его книгах — «Как живет и работает гр. Л. Н. Толстой» и «Дэзи», но больше всего не переносил его занудства: «Это погребальные дроги, поставленные вертикально». Будучи истовым толстовцем, Сергеенко не держал секретов от домашних. Антон же смущал его тем, что любил поговорить на скабрезные темы и в свою очередь приходил в раздражение от его чванливого тона. Лишь благодаря своей дотошности Сергеенко подошел Чехову в качестве литературного агента.