Жизнь Антона Чехова

Седьмого мая 1888 года, в тот день, когда в Петербурге на смертном одре жена Александра Анна причастилась Святых Тайн, семейство Чеховых прибыло на поезде в Сумы и, проехав еще три версты на извозчике, добралось до Луки. Все оказалось как нельзя лучше: местность поэтична, флигель просторный, комнаты светлы и красивы, хозяева любезны. «Мишка наврал», — писал Антон Ивану, приглашая его с Павлом Егоровичем побыстрее приехать и захватить с собой водки. Потом он расписал прелести дачной жизни Щеглову, а Ване последовали указания насчет рыболовных крючков. В письме Лейкину Антон расхваливал «сытых, веселых, разговорчивых и остроумных» украинских мужиков. Здесь, после болезных и убогих крестьян из окрестностей Бабкина, он мог и не вспоминать о своих докторских обязанностях. Вскоре стали прибывать гости. Знаменитый Плещеев вызвал у хозяев «священную дрожь», и все три недели, что он провел на Луке, они обращались с ним, как с «полубогом». Антон вспомнил о брате Александре с некоторым опозданием: 27 мая он еще раз предложил отдать его детей под опеку тети Фенички, а также советовал больше не платить врачам Анны: «Если они ждут вскрытия, чтобы поставить диагноз, то визиты их к тебе нелепы, и деньги, которые они решаются брать с тебя, вопиют к небу. <…> Детворе и Анне поклон». На следующий день, еще не получив это черствое братово послание, Александр отправил Антону короткую записку: «Сегодня в 4 ч. 15 м. дня Анна скончалась. Ночью Кнох произведет вскрытие. После похорон я немедленно отвезу к тетке в Москву детей, а сам приеду к тебе в Сумы. Тогда переговорим обо всем. А теперь пока — будь здоров! Поклоны. Твой А. Чехов».

Глава двадцать третья

В трудах и праздности

май — сентябрь 1888 года

Линтваревы были непохожи на Киселевых. В то время как Киселевы с их вольными нравами и высокомерием жили аристократами, Линтваревы, дворяне с твердыми устоями, были трудолюбивыми землевладельцами и готовыми жертвовать собой либералами. Единственным, что сближало эти две семьи, было отсутствие денег.

Главой семьи Линтваревых была мать, Александра Васильевна. У нее было три дочери и два сына. Наибольшее впечатление на Чехова произвела старшая дочь, Зинаида. О ней он писал Суворину: «Старшая дочь, женщина-врач — гордость всей семьи и, как величают ее мужики, святая — изображает из себя воистину что-то необыкновенное. У нее опухоль в мозгу; от этого она совершенно слепа, страдает эпилепсией и постоянной головной болью. Она знает, что ожидает ее, и стоически, с поразительным хладнокровием говорит о смерти, которая близка <…> Здесь, когда я вижу на террасе слепую, которая смеется, шутит или слушает, как ей читают мои „Сумерки“, мне уже начинает казаться странным не то, что докторша умрет, а то, что мы не чувствуем собственной смерти…»

Вторая дочь, Елена, некрасивая старая дева, тоже была врачом. Младшая, Наталья, веселая певунья, обучала крестьянских детей в построенной на свой счет школе на украинском языке (тогда запрещенном). Старший брат, Павел, исключенный из университета за политическую деятельность, был женат и ожидал появления первенца. Младший сын, Георгий, пианист, «помешанный на том, что Чайковский гений» и мечтавший жить по заповедям Толстого, тоже погубил карьеру излишним либерализмом. Письма, доставляемые на Луку, включая и чеховские, перехватывались тайной полицией. Линтваревы были убеждены, что интеллигенция должна посвятить себя народу. Оживленные дискуссии, то и дело вспыхивавшие между обитателями Луки, были лишены бабкинской фривольности. Не было здесь ни пьяных пирушек, ни заигрываний с молодыми крестьянками. Дух целомудрия и поэтичность пейзажа отразятся позже в нескольких рассказах, и прежде всего в пьесе «Леший», придав им несколько утопический оттенок.

Флигель, снятый Чеховыми, оказался куда более удобным, чем его описал Миша, даже несмотря на то, что четыре линтваревских пса, гонявшие по двору свиней, то и дело забегали в столовую. Обеды для семьи готовила молодая полька; Евгения Яковлевна, узнав, что кухню надо делить с другим дачником, перестала там появляться. На рыбалке Антон подружился с рабочим местного завода, заядлым рыболовом, и вдвоем они подолгу просиживали с удочкой у мельничной запруды. Молоденькая дочь мельника, писал Антон Киселеву, «полненькая, похожа на кулич с изюмом, <…> просто хоть караул кричи от вожделения». Однако совращать крестьянок среди местных господ было не принято, и, к великому огорчению Антона, в Сумах не оказалось борделя. Не было на Луке и нужников: «Вся моя задница искусана комарами», — жаловался Антон Щеглову.