Жизнь Бальзака

Для Бальзака главной причиной его краха стала его мать³⁵⁰. Правда, г-жа Бальзак ссудила сыну крупные суммы денег, но их всегда оказывалось недостаточно… Даже верная Лора – может быть, убежденная в том самим Оноре – уверяет, что г-жа де Бальзак без труда сумела бы спасти сына от банкротства³⁵¹: последующий успех Александра де Берни доказывает, по крайней мере, что такая возможность была. И все же причины краха коренились в характере самого Бальзака. Стоит подчеркнуть: он сам хотел, чтобы его мать оставалась в роли злой мачехи; его неудачи – лишнее подтверждение трудной судьбы. В подобном отношении можно усматривать психологическую проблему или попытку привнести драму в повседневную жизнь. В одном из признаний, которое можно назвать «подсознательно-автобиографическим», герой «Шагреневой кожи» Рафаэль де Валантен расплачивается с частью долгов, продав остров на Луаре, на котором похоронена его мать

³⁵². Деньги для Бальзака означали независимость от матери; тем не менее Бальзак упорно продолжал сохранять зависимость от матери с финансовой точки зрения. Разумеется, трудно предположить, что он поступал так намеренно, сознательно. Тем не менее он проявлял явную склонность к трудностям. В случае удачи он сорвал бы крупный куш, а в случае поражения его ждал полный крах. Он сам создавал ситуации, рано или поздно требовавшие от него героических поступков. В противном случае предпринимательство для него было бы немногим больше простого обретения богатства. Как он говорил сыну генерала Помереля в том же году, практически напрашиваясь на очевидное возражение: «То, чего я сам боялся – когда я начал дело и храбро поддерживал предприятие, чьи пропорции граничили с колоссальными, – то наконец и произошло»³⁵³.

Гораздо позже, в «Человеческой комедии», Бальзак пожнет плоды своей катастрофы. Именно потому, что он сам в реальной жизни столкнулся с капитализмом, он сумел, на примере персонажей вроде парфюмера Цезаря Бирото, доказать, что личность во многом определяется историческими и экономическими условиями; однако, совершая героические поступки, личность способна возвыситься над обстоятельствами. Печатное дело стало первым, мучительным примером вдохновляющей способности Бальзака превратить личный кризис в драму.

Итак, летом 1828 г., подобно Бирото и Рафаэлю де Валантену, Бальзак был затравленным человеком, который скрывался от кредиторов.

«Когда-то, встречаясь на улицах Парижа с банковскими посыльными, этими укорами коммерческой совести, одетыми в серое, носящими ливрею с гербом своего хозяина – с серебряной бляхой, я смотрел на них равнодушно; теперь я заранее их ненавидел… Я был должником! Кто задолжал, тот разве может принадлежать себе? Разве другие люди не вправе требовать с меня отчета, как я жил? Зачем я поедал пудинги а-ля чиполлата? Зачем я пил шампанское? Зачем я спал, ходил, думал, развлекался, не платя им?.. Да, укоры совести более снисходительны, они не выбрасывают нас на улицу и не сажают в Сент-Пелажи, не толкают в гнусный вертеп порока; они никуда не тащат нас, кроме эшафота, где палач нас облагораживает: во время самой казни все верят в нашу невинность, меж тем как у разорившегося кутилы общество не признает ни единой добродетели»³⁵⁴.

Некоторые из кредиторов, несомненно, одобрили бы последующие действия Бальзака. Он купил права на французский перевод «Мельмота» (которыми так и не воспользовался), заказал пару черных брюк у Бюссона и еще один белый жилет на подкладке, а потом, с помощью своего друга Латуша, нашел уютный домик с садом возле парижской Обсерватории, на окраине города, рядом с монастырем. Домик сняли на имя г-на Сюрвиля. Бальзак собирался написать исторический роман. Тему ему подарил «чистый случай»; похоже, тот же случай отправил его назад, в литературу. На шкаф в своем новом кабинете он поставил гипсовую статуэтку Наполеона, к которой приклеил кусочек бумаги. Его следующее предприятие будет чуть более амбициозным: «Чего он не сумел достичь мечом, я добьюсь пером»³⁵⁵. Человек, предполагавший завоевать Европу «шустрым вороньим или гусиным пером», подписался «Оноре де Бальзак».

Часть вторая

Глава 7

Последний шуан (1828—1830)