Младенец скосил глаз и зачавкал погремушкой, которая размеренно превращалась из веселой пластмассовой округлости в растрепанное изжеванное мочало печальной наружности.
– Прозерпина, немедленно перестань! – прикрикнула я и замахнулась рукой, как бы в шутку – вдруг она (или он?) испугается и перестанет чавкать. А что, если оно (он? она?) больно (болен? больна?) и чавканье – это симптом? И отросточек – это язвочка? Наверное, у нее генное расстройство, и теперь это будет мальчик Только маленький очень.
Но я не помню, чтобы неделю назад у меня был ребенок. Разве что я была точно уверена, что это мой ребенок. Потому что я кормила его грудью. Это не так весело, как когда кормишь грудью мужчин, но очень щекотно, и при этом чувствуешь себя первозданно и защищенно, как будто Бог укрылся между твоими лопатками и раздражительно поддразнивает твое тело сладким зудом чести и райскости. И если бы ребенок был чужим, у меня не было бы молока.
– Как тебя зовут? – спросила я у ребенка.
Он недовольно, злобно зачавкал и начал хрипло лаять.
Я пошла в спальню, села за компьютер.
На мой e-mail пришло семь писем, и восьмое – от мыльного демона.
«Я все про вас знаю, – писал он, – вчера вы посылали письмо Никите Семенову, так вот, ваше письмо не дошло, потому что специальная шлюзовая система не позволяет мыльным демонам вашей интернет-зоны такое пропускать. Вы написали ему: „Я помню, как мы лежали на рельсах, а я мечтала, чтобы ты меня изнасиловал“. Такого не пересылают в письмах, поэтому потрудитесь не отвечать
на это послание, потому как мыльный демон автоматичен, и воспользоваться иной почтовой службой, иначе мы расскажем вашему начальнику, что вы цедите из груди молоко при помощи венчика для сбития яиц. Всего хорошего».Я не цедила из груди молоко венчиком, но понимала, что начальнику на это будет наплевать. Поэтому я написала демону письмо. Мне некому было писать письма – из-за ребенка. Когда у тебя появляется ребенок, из жизни исчезают все мужчины, кроме того, кто связан с его появлением. Мой ребенок был явлен на свет без участия мужчин, потому что последние несколько лет ко мне домой никто не заходил даже для того, чтобы принести счета и бумаги.
«Дорогой мыльный демон! – написала я. – Вы бы зашли, что ли, на чашечку чая или кофе, а то и киселя – есть у меня и сливки к киселю, знаете, как он будет вкусен со сливками. А если вы питаетесь младенцами – что же, и тут у меня для вас имеется сюрприз невиданный, почти два младенца в одном…
Всегда ваша…»
Тут я задумалась, потому что забыла свое имя. Пришлось обратиться к паспорту. Паспорт сказал, что звать меня Игнатом и что умер я еще в XIX веке от падения лошади на то место, где, по несчастью, покоилась моя спящая голова (возможно, в старинных паспортах именно так и писали, упоминая дату смерти вместе с ее причиной… но кому нужен паспорт мертвого человека, особенно если этот человек жив и не того пола?). Я закрыла паспорт и решила, что продам его на рынке. Или обменяю в Клубе филофонистов на диск PEARL JAM.
Младенец поднял взор на люстру и кислым голосом сказал:
– Фекалии не отмываются.
Я присела всей душой, пробежалась на цыпочках до ребенка, подернувшегося серой кисеей, и тихо спросила:
– О чем ты?
– Не отмываются, – уныло сказал младенец. – Я и так пробовала, и сяк – а они ни в какую. Это только кажется, что ничего не остается. И-и-и-и, пошло-поехало… а как жить, если это все известно? Как? – Он вопросительно посмотрел на меня.
Кажется, я должна была дать какой-то ответ.
Наверное, это девочка. Она о себе говорит как о девочке.
Я подошла к окну, оно дрожало из-за идущего рядом поезда. Могла же сидеть там, на его жестких скамьях, думать о кружевных вопросах проводницы («Будете одеяло брать?»), тихонечко выглядывать в свистящее окошко тамбура и курить в закутке между вагонами. Вместо этого мне приходится нянчить и кормить непонятного младенца, который внешне на меня не похож, а внутренне… а вот внутренне не знаю – я не знаю, что у него (или нее?) внутри.
Демон от меня не отстал.
Следующее письмо от него было коротким:
«Я не смог доставить ваше письмо Игорю, потому что Игорю оно не нужно. Вместо Игоря я доставил это письмо Василию Кобдышеву, вы его не знаете, но ваше письмо спасет ему жизнь. Впрочем, он на него все равно не ответит, потому что я вымарал обратный адрес. Впредь постарайтесь писем Игорю не писать, потому что они все равно до него не дойдут».
Я никогда не писала Игорю писем, поэтому мне было очень интересно посмотреть, чт
Тут мой мозг заклинило, и я полчаса искала в холодильнике кнопку «reset». На этот раз ею оказалась упаковка крабовых палочек – я расстроенно и задумчиво слопала все, макая их в желтый майонез.