Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.)

К удивлению Макиавелли, герцог, казалось, не испытывал особой тревоги из-за мятежников и говорил о них с подчеркнутым пренебрежением. «Я сумею поджечь землю под ногами этих глупцов, и они не отыщут той воды, которая потушит пожар», — так ответил Чезаре, когда Макиавелли осторожно усомнился в прочности его положения. Столь же мало заботило герцога и восстание в Сан-Лео — он лишь заметил, что не забыл тот путь, которым пришел в Урбино, и без труда пройдет по нему вновь.

Но при всей великолепной самоуверенности Чезаре Борджа дела его складывались отнюдь не блестяще. Пример Сан-Лео вдохновил и другие урбинские города; против власти Борджа восстали Пергола и Фоссомброне. Их жители быстро управились с небольшими гарнизонами войск, но в результате лишь призвали на свои головы злую беду. Именно через эти города пролегал маршрут Мигеля да Кореллы, и испанский капитан, не тратя времени на переговоры, приказал начать штурм. Утопив измену в ее собственной крови, дон Мигель возобновил движение на Пезаро. «Похоже, что в нынешнем году созвездия складываются очень неудачно для мятежников» — так прокомментировал известие о подавленном бунте герцог, который в тот момент как раз беседовал с флорентийским послом.

Дипломатические баталии между Чезаре Борджа и Макиавелли шли день за днем, напоминая позиционную войну. Верный инструкциям своего правительства, секретарь стремился избежать заключения какого-либо официального союза. Причина была проста: Синьория не хотела предоставлять Валентино военную или денежную помощь, поскольку считала его самым страшным из возможных противников Флоренции. Герцог знал об этом, но надеялся доказать, что нейтралитет не принесет Республике никаких преимуществ.

Сомнения, продолжавшие одолевать мятежных капитанов, дали переговорам новый импульс. Во время одной из встреч герцог сообщил секретарю о предложении Паоло Орсини. Кондотьеры соглашались забыть о прежних распрях и вернуться на службу, но при условии, что его светлость даст надежные гарантии безопасности их городов, откажется от планов завоевания Болоньи и — вместо того — двинет всю армию на Флоренцию. Такое решение устраивало даже Вителлоццо Вителли.

«Установить со мной прочный мир — в интересах Синьории, и будет хорошо, если она поймет это прежде, чем я подпишу договор с Орсини», — заключил герцог. Теперь Флоренции предстояло сделать выбор между союзом и войной.

Макиавелли был крайне встревожен возможностью соглашения между Чезаре Борджа и капитанами, но вмешаться в события он, при всем желании, никак не мог. Впрочем, его немного успокаивала мысль о покровительстве французского короля. Не будь этого препятствия, герцог наверняка захватил бы Флоренцию еще полтора года назад, когда вел армию через Тоскану. Приближение войск Людовика XII уже спасло флорентийцев от Вителлоццо Вителли, и оставалось надеяться, что Валентино также не решится перейти в открытое наступление.

Так рассуждал Макиавелли — и был совершенно прав. Сам герцог прекрасно понимал невыполнимость своей угрозы. В его ответе мятежникам не упоминались ни Флоренция, ни Болонья — Чезаре Борджа предлагал капитанам, если они действительно хотят доказать искренность своих намерений, помочь ему в отвоевании Урбино.

Поначалу казалось, что этот вариант встретил положительный отклик. Одиннадцатого октября Вителли занял крепость Кастель-Дуранте, а на следующий день пехотинцы Бальони взяли штурмом Кальи. Такое усердие выглядело достаточно убедительным, и Чезаре направил в Урбино небольшой отряд собственных войск, поручив командование Мигелю да Корелле и Уго де Монкаде. Но раньше, чем испанцы добрались до горного княжества, туда прискакал гонец от герцога Гуидобальдо да Монтефельтро. Он сообщил урбинцам о приближении их законного государя — тронутый непоколебимой верностью подданных, Гуидобальдо решил возвратиться к своему народу.

Эта новость окончательно запутала мятежников. Как и прежде, все они были готовы в любой момент блокироваться с кем угодно, скрепляя очередной союз чьей угодно кровью. Проблема заключалась в том, чтобы определить не только сегодняшнего, но и завтрашнего победителя.

Высокие мотивы, которыми руководствовался Гуидобальдо да Монтефельтро, капитаны попросту не принимали всерьез. Они судили по себе, а потому лихорадочно прикидывали, какой высокий покровитель стоит за спиной изгнанного герцога Урбинского.

Этим покровителем могла быть только Венеция — ни одно другое итальянское государство не посмело бы бросить вызов Чезаре Борджа. Придя к такому выводу, кондотьеры заторопились. Теперь речь шла уже не о переговорах с Валентино — следовало, наоборот, доказать непримиримую вражду к Борджа.