Жизнь Фениксов (СИ)

И ее оставили в этой башне. Отныне утро Арконы начиналось с возношения молитв и благодарностей за новый день, наступивший для ее городка. А перед отходом ко сну она молилась о том, чтоб все жители мирно и тихо прошли наступившую ночь и проснулись здоровыми и сильными. О нет, не думайте, что это было так легко! Она ведь была так юна, а солнечный свет был так ярок, так пьянил и волновал весенний ветер, так прекрасно было пение вольных птиц! Она могла лишь наблюдать из своего единственного узенького окошечка, как кипит внизу жизнь. И вот однажды она уступила ее зову. В тот день Аркона увидела на площади перед башней юношу и девушку: юноша о чем-то говорил своей спутнице, потом взял ее ладони в свои и, поцеловав, прижал к своей груди, туда, где у человека бьется сердце. Арконе стало горько: никто и никогда не скажет ей о своей любви. Она потеряна для мира. В ней поднялись обида и гнев. Она не станет молиться ни в этот день, ни в следующие. С нее хватит.

А наутро пришел отец. Он был бледен и сильно расстроен: ее мама ночью заболела. Еще вечером он заметил, что она грустит и тайком вытирает слезы. А ночью пришлось позвать лекаря.

— Ее сердце не хочет биться. Оно устало и полно грусти. Здесь уже ничем не поможешь…, — сказал отцу лекарь.

Аркону охватило отчаяние. Это ее вина, что к матери смогла подкрасться болезнь. Это она не выставила вчера навстречу врагу свой молитвенный щит. Целый день Аркона неистово молилась и просила о прощении, пока, вконец обессилев, не забылась сном.

Во сне она увидела, как Небесные создания принесли ее матери чашу, полную огня, и велели отпить из нее. Мать пила огненный напиток, и он не обжигал ее губ.

Утром снова пришел отец. На этот раз он плакал от счастья:

— Твоя мама здорова! Она все утро поет и уже напекла твоих любимых лепешек!

Больше Аркона не жалела, что ее судьба — поддерживать огонь. Городок жил мирно и счастливо: цвели сады, поля давали всходы, игрались свадьбы, рождались дети, люди доживали до глубокой почтенной старости и заканчивали свой путь тихо и в здравии. Однажды во время молитвы Арконе показалось, что она видит рядом с собой маленькое облачко. Так продолжалось несколько дней. И вот одним утром дверь в келью отворилась — на пороге стояла девчушка лет пяти. Аркона нагнулась к ней:

— Как тебя зовут, милая?

— Аркона, — ответила малышка.

4.

«Его бросили на пол каменного мешка, теперь не тронут до утра. Он отыскал положение, в котором боль терзала тело не так сильно, и затих. Снова вернулись воспоминания о ночи, изменившей его жизнь навсегда.

— Ночь только опустилась, а ты уже бросаешь меня, негодный раб? Куда ты бежишь? Кто любит и ждет тебя больше, чем я? — Иштар покрыла его тело волнами своих волос, медленно поднимаясь все выше, к его лицу. Аромат каких-то невиданных цветов исходил от шелковых прядей, дурманя ему голову и заставляя сердце замирать.

— Твои волосы… Они так пахнут…

— Это запах весенних цветов. Мы собираем их самыми первыми, возле священных деревьев в старой роще. Вдохнешь их аромат, и никогда больше не сможешь меня забыть…

— Ты шутишь, смеешься надо мной…

— Разве тебе сейчас смешно? Так куда ты так спешишь?

Учитель сказал, что будет ждать нас сегодня.

— Разве ты — его любимый ученик? Разве это тебя он отмечает перед другими? Захария и Левай — они уже, наверное, рядом с ним, и никто и не заметит, что ты чуть опоздаешь…

Ладонь Иштар прокладывала путь по его телу, и невозможно было оторвать внимания от ее движения.

— Я обовьюсь вокруг тебя, словно лоза, оплету своими ветвями, и не будет ничего лучше этого плена …, — шептал ее голос. — Мы будем как одно, забудем, где ты, а где я, станем одним движением, одной волной…

Едва забрезжил рассвет, он выскользнул из дома Иштар и поспешил к Адару — там должен был ночевать Учитель и другие ученики. Но и двор, и дом были пусты — ночью сюда нагрянули стражники и увели Учителя. Через несколько дней он был казнен на городской площади. Ильям бродил по улицам, как в беспамятстве, оглушенный своим горем, и в глазах каждого встречаемого на пути человека ему, казалось, было презрение.