Жизнь графа Дмитрия Милютина

– Но Владимир Соловьев больше восхищается религиозными мотивами в творчестве Достоевского, а о романах почти не говорит. Согласен, Достоевский – фигура значительная в русской литературе, но уж очень строптив и нетерпим к инакомыслящим. Упомяну только об одном… Только что вышел мой роман «Дым», который был воспринят друзьями, читателями и критикой по-разному, ругали меня все – и красные, и белые, и сверху, и снизу, и сбоку – особенно сбоку, ну мне не привыкать, чуть ли не каждое мое сочинение воспринимали по особому счету. И вот живу-поживаю в Баден-Бадене, приходит ко мне Достоевский, и тут же завязался у нас спор о моем романе. Я никогда не видел Достоевского таким раздраженным, он просидел у меня не больше часа, а и сейчас почти дословно помню, что он высказал мне. Допустим, наши отношения были неровные, сначала мы все восхищались его романом «Бедные люди», но обрушившаяся слава вскружила ему голову, и я написал легкую ироническую эпиграмму. Отношения наши испортились, Достоевский возненавидел меня уже тогда, когда мы были оба молоды и начинали свою литературную карьеру, хотя я ничем не заслужил такой ненависти. Но беспричинные страсти, говорят, самые сильные и продолжительные. Когда Достоевский начал издавать свой журнал, он попросил у меня хоть что-нибудь для укрепления его тиражности, я опубликовал в «Эпохе» свои «Призраки». Достоевский превосходно понял образ Базарова, до того тонко и полно схватил то, что я хотел выразить Базаровым, что я только руки расставлял от изумления – и удовольствия. Но «Дым» он воспринял как «западническую клевету на Россию», он в разговоре так и сказал, что «Дым» подлежит «сожжению от руки палача». Помните, Дмитрий Алексеевич, в романе Потугин, крайний западник, призывал Россию встать на путь западной цивилизации, досталось в романе и панславизму, Герцену, славянофильству. А сейчас написал роман «Бесы», в котором наши идеологические споры передал сатирическому образу, Кармазинову, в котором критики легко угадали вашего покорного слугу, тут и симпатия к нигилистам, тайно сочувствующим Нечаевской партии. Конечно, Достоевский – жестокий талант, он имеет огромное значение в литературе, но его почвеннические русофильские увлечения очень мешают ему занять господствующее влияние в нашем обществе. Вы извините меня, увлекся недавними воспоминаниями…

– Что вы, что вы, многие ваши и мои знакомые рассказывали, насколько талантливы как рассказчик, а сегодня я убедился в этом. «Дым» – роман увлекательный не только своими острыми современными проблемами, но уже и тем, что в центре событий действуют генералы русской армии, в которых я кое-кого узнаю из реальных генералов, действующих и созидающих. Среди недовольных романом я назову Федора Тютчева, он был восхищен мастерством автора, с которым вы описали главный характер, но горько жаловался на нравственное настроение, на всякое отсутствие национального чувства…

– Все тот же славянофил…

– Вы точно вспомнили увлечения поэта, а также его отповедь тем, кто призывал следовать образцам западной цивилизации. А роман мне понравился не только мастерством, но и резким отношениям к генералам, крепостникам по своей натуре, которые хотели бы возвратиться назад, к крепостному праву, к николаевской армии, к безраздельному владычеству дворянства, ко всему тому, что своими реформами, – плохо это или хорошо – другой вопрос, Александр Второй отменил, а мы, близкие ему министры, каждый по-своему, помогали продвигать эти реформы в жизнь.

– Дмитрий Алексеевич! Кажется, мы увлеклись нашим разговором, а молодые люди просили меня хоть немного рассказать о Париже и о литературных планах…

Тургенев крепко пожал руку Милютину. Больше они не виделись.

В этой главе много рассуждали о Достоевском. Хочу добавить лишь к этому письмо Ф.М. Достоевского от 15 октября 1880 года молодой писательнице П.Е. Гусевой: