Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные

Он явно придавал лицам значение более важное, чем учреждениям. Я вновь (который раз!) подивился многообразию его познаний, обнаружив, что царь коряво, но вполне сносно может объясниться по-французски и неплохо понимает. Петр умел решительно все - и везде вел себя как хозяин. Природной властности его натуры хватило бы на целую династию. В Опере он спросил пива, и регент Франции немедленно обратился в трактирного слугу.

Интересно было вновь увидеть Виллара, к концу войны выслужившего репутацию лучшего французского полководца. В той должности, которую я взял на себя, главная добродетель - скромность. Не следует заслонять своей персоной окружающее и тем более - пытаться навязать собственные суждения. Государь этого не любит. Но в тот раз он намеренно вытащил меня из тени, заявив то ли всерьез, то ли в шутку ходатайство за виновного офицера французской армии. Герцог ответил, что недавняя амнистия освободила от наказания за прежние проступки, кроме богохульства и злоумышления на особу Его Величества, и офицер может вернуться на службу, даже без понижения в звании.

- Давайте его спросим. - Усмехнувшись, Петр повернулся ко мне. - Хочешь обратно в лейтенанты?

Я вернул улыбку:

- Если Ваше Величество исходатайствует на небесах, чтобы мне вернули юный возраст, вместе с чином, - тогда готов подумать.

Царь засмеялся:

- Пожалуй, проще тебя генералом оставить!

Виллар спросил о причине дуэли и, услышав, каким образом два молодых офицера не поделили капитанский чин, взглянул на меня с тенью сочувствия. Все маршалы Франции болезненно воспринимали расширение полномочий военного министерства в ущерб их правам; ограничение возможности своей властью повышать подчиненных по службе было особенно неприятно. Жалобы, что Париж протежирует недостойных, давно стали общим местом, как и вздохи о воспитанных при дворе короля вражеских полководцах - Евгении Савойском и Луи Баденском. По мнению многих, испанская война могла бы окончиться иначе, если бы талантливым людям оказывали предпочтение.

За полтора месяца, проведенные во французской столице, Петр трижды встречался с маршалом, их разговоры о прежних баталиях были чрезвычайно поучительны. Коммерция и ремесла интересовали царя не меньше военных дел, и мне довелось заслужить его благодарность, высказав идею привлечь французов к переговорам в Константинополе о мореплавании и торговле. Довеском к благодарности шло поручение съездить в Лион и Марсель, дабы поманить тамошних купцов возможностью прямого сообщения с Азовом. Еще один груз он навьючил на меня в самый последний момент.

- Скоро на заводах будем без плотин и водяных колес обходиться. Хватит вокруг прудов, как лягушки, сидеть! Нашелся умный человек, придумал машину. Вот, читай. - Государь двинул в мою сторону лежащий на столе том.

Это оказался Acta Eruditorum, немецкий ученый журнал, между страниц выглядывало какое-то письмо. Я открыл заложенное место, взял листок, уставился растерянно на замысловатый немецкий почерк с завитушками. Нетерпеливый Петр снизошел до объяснений.

- Христиана Вольфиуса письмо, ученика славного Лейбница, о счастливо изобретенном perpetuum mobile.

- Устройство описано? - Беглый взгляд на страницы журнала убедил меня в отсутствии гравюр.

- Это секрет. Инвентор за него сто тысяч талеров хочет!

- Чего как мало?

- Больше ста пудов серебра - мало?! Генеральское жалованье за пятьдесят лет!

- Конечно, мало. Такой секрет больше стоит. Если без плутовства, разумеется. Вольфиуса я не знаю, но ученик Лейбница вроде как шельмой быть не должен. Знать бы хоть принцип устройства его машины...

Петр качнул головой отрицательно:

- Не его. Другой человек придумал. Он только со стороны видел, в тайну не проник.

- Ну, мудрец! Колбаса немецкая! Чтобы ученый механик видел машину и не понял, как она действует?! Нет, государь - тут что-то нечисто! С позволения Вашего Величества, почитаю.

- Потом прочтешь. Инвентору ныне покровительствует Карл, ландграф Гессенский. Обласкал всячески, надворным советником сделал - да тот не прост, секрет не отдает пока. Машину строит в замке Вайсенштайн под Касселем, потребовал отдельную комнату, даже самого ландграфа не пускает.

- Прошу прощенья, государь: запутался. Он только строит или уже?

- Эта у него не первая. Прежнюю сделал у Августа в Саксонии, в Мерзебурге - год почти крутилась, за деньги показывал. Потом испугался, что много любопытных рядом вертится, как бы не разгадали. Разбил своими руками в мелкие щепки. Андрюшка Остерман от меня приехал, а глядеть уж не на что - только с чужих слов записал.

- Что записал, посмотреть можно?

- Успеешь - все тебе оставлю. С разводом еще долго возиться будешь? Может, замолвить словечко?

- Спасибо, государь, не надо. Эти дела лучше по-тихому вершить, а каждый шаг Вашего Величества всех зевак парижских собирает. Сам справлюсь.