Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4. (СИ)

Впрочем, и так неплохо получилось. Спустя недолгое время, дары Востока сначала тонким ручейком, затем с каждым месяцем все изобильнее потекли на торги в Бари, Неаполе и Ливорно. Чрезвычайная выгода сей коммерции действовала подобно силе магнита. Архипелагские греки одарены разнообразными талантами: все они отчасти рыбаки, отчасти мелкие торговцы, отчасти контрабандьеры и разбойники. К чему сильнее влекут обстоятельства, тем и займутся. Ныне, обретя выгодные каналы сбыта награбленного, этот храбрый и многочисленный народ дружно повернулся к разбою, подобно тому, как стрелка компаса, ничьею рукой не понуждаемая, сама собой обращается на север. Воинственным промыслом занялись не одни только капитаны, взявшие у меня приватирские патенты; путем бесчисленных ухищрений множество "диких" клефтов пыталось урвать свой кусок, нападая на турок и христиан без разбору и грабя кого попало (не исключая собратьев по ремеслу, если оные зазеваются). Жак Кассар и состоящий при нем флаг-капитаном Лука Капрани всемерно старались упорядочить и подчинить сию стихию - но лишь с частичным успехом. Едва ли десятая часть архипелагцев выказала готовность встать под команду француза, да и те исполняли только приказы, кои находили выгодными для себя.

В этом я не усматривал большой беды. Отсутствие средств понуждения, присущих настоящему государству, препятствует организации людских масс по привычному армейскому образцу; многочисленность и разнородность вовлеченных в движение толп затрудняет создание сплоченной шайки, подчиненной воле атамана. Что ж, есть другие способы - более косвенные, коли угодно, - но в конечном счете позволяющие любой бунт обуздать и запрячь в полезную работу. Контролируя скупку добычи, а равно поставки клефтам оружия и пороха, по мере нужды примиряя и стравливая, спасая и губя, возможно оставаться в тени и в то же самое время управлять этой силой, по внешности дикой, непокорной и далеко превосходящей частные средства любого отдельного человека.

Не одна только денежная выгода была побуждением в сем прожекте. Большая европейская война (в которую, по французской интриге, вмешались и турки) манила меня, как юношу - соблазны любви. Но вот незадача: ввиду злопамятности санкт-петербургского двора, в армии обеих империй опальному генералу хода не было. Сражаться же против своего отечества (а равно против союзников оного) сам не хотел. Хотя звали. О, как еще звали-то! Вообще, много куда звали. Больше всего завиральных политических идей рождали земляки-италианцы, и почти каждому прожектеру требовался умелый военачальник, который бы пробил дорогу к власти, получил свои два сольдо и без следа растворился в воздухе. Вроде бы ваш покорный слуга не давал повода подозревать себя в крайней глупости либо чрезмерном бескорыстии; так почему же сии мечтатели возлагали на меня столь фантастические надежды? Не все подобные истории удавалось избыть без вреда.

Должен признаться, что путь назад в русскую службу я искал. Искал со всем возможным усердием. Возгоревшаяся со стороны Порты Оттоманской война оживила чаяния на милостивое прощение: в России вдруг обнаружилась фатальная нехватка генералов. То есть, вообще-то генералы имелись в изобилии, но вот таких, коим можно поручить войско, не опасаясь конфузии... Миних и Ласси заняты в Польше, престарелый Вейсбах слаб здоровьем, Василий Долгоруков в тюрьме, Румянцев в ссылке... Кого на оттоманов послать? Между тем, многие помнили, что граф Читтанов как раз на битье турок и заслужил репутацию. Свои шансы стоило хотя бы разведать. Еще ранней осенью, до отъезда из Англии, я завязал тайную корреспонденцию с возможными моими сторонниками в Петербурге и возобновил сношения с Кантемиром, русским посланником и недавним оппонентом в лондонском суде. Переговоры обещали быть долгими и сложными: никакой дипломат и никакой сановник ничего в сем деле не решал. Одна лишь императрица всероссийская, ежели бы пришла в здравый рассудок, могла вернуть меня на прежнее место - причем для гарантии от попадания в застенок прощение следовало объявить публично, а не келейно. Так, чтоб его нельзя было отменить без тяжкого урона для монаршей чести.

Известно, с другой стороны, как мало коронованные особы склонны принимать подобные обязательства, ограничивающие их державные права. Анна пошла бы на такое лишь в последней крайности. А ежели не сама императрица - кто иной в России мог служить поручителем моей свободы? Миних - пожалуй. Но не станет: ему не нужны соперники в марсовом искусстве. Ушаков? Даже не смешно. У людей этого рода не бывает чести. Бирон? Еще хуже. Потомок лакеев и сам по духу лакей, небрежением слепой Фортуны попавший в случай и безмерно вследствие сего обнаглевший... Назвал бы жеребчиком - да грех коней обижать: скорее, осел-производитель, грязными копытами влезший на кружевную постель... Отнюдь не золотой, воспетый Апулеем... Хотя нет, вру! Истинно золотой - по той цене, в которую он империи обходится!