Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4. (СИ)

Просьбы помочь кому-нибудь деньгами всякий состоятельный человек слышит регулярно. Ваш покорный слуга - не исключение. Частенько звучали в этом заунывном хоре и голоса воителей, мечтающих какую-либо провинцию, состоящую под османским владычеством, от оного освободить. За одну только минувшую зиму, в промежутках меж опытами с летающей машиной, довелось выслушать подобных попрошаек не менее дюжины. Всем отказал. Разумным и вежливым - с объяснением, наглым и напористым - грубо. Это на море, при нынешнем состоянии султанского флота, бунт и разбой могут очень долго оставаться безнаказанными и даже (что для меня немаловажно) прибыльными. На суше - одни расходы, а будущее мрачно и кроваво. Дюге-Труэн и Кассар заставили похерить затею с греческими клефтами; любые же иные способы частным образом насолить султану Махмуду заведомо безнадежны. Сильное, крепко устроенное государство всегда одолеет внутренний мятеж, если сей последний не будет поддержан извне равноценною силой.

Поэтому искатели денег на вооружение турецких христиан вместо мешка со звонким серебром получали мудрое разъяснение, что бунтовать преждевременно. Дабы не обрушить на соплеменников, вместо свободы, еще одну кровавую резню, надлежит выбрать подходящий момент, а до его наступления - в глубокой тайне подготовить и обучить воинские отряды, способные стать ядром восстания. Каждый, кто пожелает в такой отряд вступить, обязан пройти испытание на серьезность намерений, и самая первая ступень проверки (обучения тож) - служба в корабельной охране графа Читтано. Деньги на оружие надобно заработать.

Мои слуги давно уже усвоили, что к моменту, когда прозвучит эта фраза, гостей следует явным образом держать под прицелом: все эти гайдуки и ускоки саму мысль о работе на кого бы то ни было принимали за оскорбление. А мне нахрена такие? Понятно же, что любые обещания, данные заморскому графу, они забудут, как только выйдут от него; а деньги, всего скорей, пропьют.

Теперь ситуация изменилась. Предвестие больших событий было разлито в воздухе. В череде просителей начали встречаться люди, явно принадлежащие к иной породе. Более серьезной и не питающей отвращения к труду. Некоторые уже поступили в мое приватное войско и не сбежали из строя, когда унтера начали сих вольников школить. Совсем рядом с моим далматинским приютом, в Боснии и Старой Сербии, жители откровенно ждали цесарцев. При совместном действии с регулярными войсками, действия бунтовщиков могли бы получить смысл: это следовало, по крайней мере, обдумать.

ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ

Такого срама, какой претерпела Священная Римская империя в первой же военной кампании, проведенной без принца Евгения, не чаяли видеть даже ее злейшие враги и завистники. Тем более, начало действий обещало успех: полевая армия турок, воссозданная после персидского разгрома, ослаблена была отправкою лучших отрядов против русских, а паши турецкие помнили прежние войны и предпочитали отступать перед грозным противником, опасаясь дать ему бой. Граф Фридрих фон Зекендорф, опытный и храбрый военачальник, только что получивший фельдмаршальский чин, планомерно двигался вверх по долине Моравы, князь Йозеф Мария Фридрих Вильгельм Холландинус фон Саксен-Гильдбургхаузен со второю армией осадил Баня Луку. В минувшей европейской войне оба генерала проявили себя достойно. Войска имели ряд недочетов по части снабжения и выучки - но кто их не имеет? Еще вчера бившись на равных с лучшими европейскими армиями, уж с османами-то цесарцы надеялись справиться. Сколько себя помнят, всегда их били. Ничто не предвещало беды.

И вдруг... Да нет, не вдруг, а заблаговременно отыскался у турок умный и твердый человек, и оказался этот человек в правильном месте. Лицом к лицу с Али-пашою Хекимоглу я ранее не встречался, но в официальной переписке состоял. Во время моего командования Низовым корпусом, сей генерал был назначен в Тавриз сераскиром: та же должность, только с турецкой стороны. Помнится, меня это позабавило: теперь, если б возгорелась война, обе армии возглавляли бы венецианцы.

Порта Оттоманская никогда бы не добилась такого могущества без помощи христиан-вероотступников. Вот и отец Али-паши был врачом из Венеции, принявшим ислам. Собственно, прозвище 'Хекимоглу' по-русски можно перевести фамилией 'Докторов' или 'Лекарев' (турки в азиатском своем невежестве не делают разницы между этими двумя чинами). После Персии Али дослужился аж до великого визиря, очень удачно впал в немилость (спрятался в ссылке как раз вовремя, чтоб не понести кары за страшное поражение от персиян), а за год до войны получил назначение в Боснию.