Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4. (СИ)

Подтверждения, что упомянутая персона действительно делала такие запросы? Таковые имеются, но с этим, пожалуйста, к Его Сиятельству; скромный негоциант в роли посредника всего лишь призван связать меж собою заинтересованные стороны. Впрочем, он осмелится заметить, что в коммерческом мире слово графа котируется наравне с золотом. Если Петр Иванович сообщит все вышесказанное своей госпоже, и та сочтет желательным продолжение переговоров - милости просим, в любое время. Кстати, не желает ли гость отведать вина нового привоза? Понравится - можно придержать бочонок специально для него...

Даже по изменившемуся тону камер-юнкера можно было почувствовать, насколько он раздражен бесцеремонностью француза. Мало, что тот без дозволения вынес наружу весьма деликатные проблемы; так еще и в деньгах, собранных для царевны, захотел хозяйничать, словно родственник-опекун - в имении малого дитяти! Теперь перед Шуваловым воздвигся вопрос: стараться ли, подобно маркизу, выжать максимум возможного для себя, или прикинуться скромником и отступить в тень, предоставив высоким персонам договариваться напрямую.

Через неделю, когда он вновь появился в торговой конторе, стало ясно, что избран второй путь. Несомненно, более правильный: попытка встать между хозяйкой и ее деньгами была бы наглостью в отношении к ней, и кончилась бы когда-нибудь бедою. Кажется, тут все очевидно. Тем не менее, множество придворных то и дело вступают на кривую дорожку. Вспомнить хоть Меншикова... В отличие от покойного фаворита, молодой человек экзамен выдержал. Впрочем, от бескорыстного идеализма он тоже оказался весьма далек: в сем случае время, потраченное на раздумья, может служить мерилом внутренней борьбы. Сребролюбив, но не до потери рассудка, - таков был мой вердикт. Значит, с ним можно иметь дело. Есть шанс обскакать французов и шведов, кои тоже лезут со своей помощью.

Однако, за эту самую неделю как раз и произошло событие, недвусмысленно показавшее, что надежды заговорщиков на иноземную подмогу не стоят и ломаного гроша. Первое же столкновение русских и шведов, у пограничной крепости Вильманстранд, окончилось убедительной победой русского оружия и вселило страх в сердца неприятелей. А дело было так.

Разведав, что сия фортеция укреплена недостаточно, гарнизон же едва достигает четырехсот душ, Петр Петрович Ласси решился на  coup de main, сиречь набег, и с девятитысячным отрядом, почти без артиллерии, взявши провианта лишь на пять суток, быстрым двухдневным маршем к Вильманстранду вышел. Генерал-майор Врангель, имея то ли три, толи пять тысяч солдат, - в общем, значительно уступая - решился преградить ему дорогу и дать бой перед крепостью. Пушки, снятые с городских бастионов, превосходная оборонительная позиция и присутствие у шведов их лучших полков: Зюдерманландского, Далекарлийского и Вестерботтенского, - отчасти уравновешивали разницу в силах. Тем не менее, после упорного трехчасового боя неприятели были обращены в бег и загнаны в город. Крепостная артиллерия, неосторожно выведенная в поле, стала добычей русских и обратилась против прежних владельцев. Врангель, при отступлении раненный в руку, понял, наконец, всю безысходность положения и разрешил коменданту крепости Виллебранду сдаться. Тот поднял белый флаг; но шведские солдаты, одушевленные знаменитой 'норманнской яростью', не слушали командиров и продолжали бой. Пал мертвым барабанщик, посланный Ласси для принятия капитуляции. Генерал русской службы Икскуль и полковник Леман, взбежавши на крепостной вал, пытались вразумить неприятельское войско: кричали по-шведски и указывали на выставленное комендантом знамя мира, - всё впустую. Они тоже были убиты. Вот тут уже русские солдаты рассердились, и ярость шведов оказалась в сравнении вздором, навроде дамской истерики. Крепость была взята решительной атакой и на следующий день по приказу Ласси сожжена дотла. Мало кто из ее защитников избежал плена или смерти. Большинство офицеров, не исключая командующего генерала, отправились под конвоем в Санкт-Петербург.

Ну вот каким же кретином надо быть, чтоб на пустом месте отхватить этакую конфузию?! У Врангеля было два приемлемых пути (не зная всех подробностей, не дерзну судить, который правильнее). Следовало либо оставить крепость, выведя гарнизон и жителей и отступив на соединение с Будденброком, либо, наоборот, ввести в нее значительное подкрепление и обороняться на бастионах. Зачем устраивать полевую баталию с неприятелем, многочисленнейшим вдвое, а то и втрое? Эту дурь невозможно иначе объяснить, кроме как чрезмерной самонадеянностью. Шведским сторонникам войны, чтобы разжечь остывшую за два десятилетия вражду к соседям, долго пришлось твердить, что русские подлы, жестоки, слабы, бесчестны и трусливы; что армия российская - толпы варваров; что офицеры в ней - корыстные наемники, не нашедшие, по негодности, другого места... Они сами уверовали в собственную ложь. В политике или на войне это гибель.