Читаем Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса полностью

Вице-губернатор поцокал языком, восхищаясь типографскими украшениями книги, закрыл ее и передал адъютанту, обещая деньги прислать потом, отца же просил впредь доставлять ему все поступающие образцы. Увидев Бяшу, который как продавец стоял за прилавком, он улыбнулся ему и спросил, много ли бывает охотников до купли книг.

У Бяши от волнения, как всегда, запершило в горле, поэтому он только отрицательно помотал головой. Тогда, протолкавшись сквозь вице-губернаторскую свиту, выступил Федька, застегнув на все пуговицы свой видавший виды мундир.

— Им бы в Санктпитере открыться, ваше благородие, в бурхе. Охотники до книжного чтения ныне там…

— Ты кто таков? — удивился вице-губернатор.

Федька пристукнул подшитыми валенками и рапортовал:

— Отставной Иванова полка Ивановича Бутурлина фурлейт[63], сиречь извозчик, прозываюсь Федор, ваше благородие. Ныне же аз есь библиотекарский солдат, приставлен дабы долги за книги сбирать с неисправных плательщиков.

Вице-губернатор засмеялся, тряхнул кудряшками парика:

— Значит, и с меня будешь долг взимать, ежели я за книгу ту не уплачу?

— Так точно, ваше благородие, — ответил Федька бодро. — Буду взимать.

Свита посмеялась сдержанно, поняв сию деликатную шутку.

— Санктпитер бурх град, — сказал Ершов назидательно, — сей апофеозис[64]

России преображенной, отнюдь Москве первопрестольной запустения не сулит. Напротив, ежели в новой столице процветет все ироническое, высокородное, блистательное, то древняя Москва смиренным тщанием пчел своих трудолюбивых прославлена будет. Льзя ли сыскать более возвышенный удел?

Лавочный мороз, который тут был явно лютее, чем на улице, видимо, пробрал и его. Вице-губернатор сморщился, затем зажмурился, усики его распушились, и он чихнул так, что все кудряшки его парика взлетели вверх. Вынув из-за обшлага фуляровый платок, он высморкался, и адъютанты тотчас опрыскали ему руки душистой водой. Спрятав платок, Ершов указал на безмолвного Бяшу:

— Взгляните на сего подвижника, стоящего возле книг! Кому уподобим его — полководцу ли, выводящему свои полки, или владельцу сокровищ, кладов несметных? Нет, скорее пахарю, готовому орать и засевать ниву просвещения…

Дьяк Павлов, который тщетно искал глазами стул или табуретку, где бы присесть, осмелился прервать красноречие вице-губернатора, напомнив, что время позднее, а надо еще побывать на освящении пороховой мельницы в Сокольнической роще.

Видя, что начальство собралось уходить, Киприанов спросил, что же все-таки делать. Охотников-то до купли книг пока не находится. Уж и меры принимались, вплоть до барабанного боя.

Вице-губернатор выслушал его с видимым раздражением и повернулся к своим совеющим спутникам:

— А вот мы осведомимся об этом у самих охотников до купли книг. Ну-ка, артиллерии констапель[65] господин Щенятьев, конфидентно[66] нам сообщите, сколько книг вы изволили купить? Усадьба ваша богатством славится изрядно, не правда ли, что лучшим украшением ее будут книги?

Щеголь Прошка Щенятьев поспешно сгонял с себя дремоту:

— Книги?… Да, да, книги…

И поскольку он с явной надеждой взглянул на Бяшу, тот решил помочь своему недавнему товарищу по танцам. Достал книгу, которая Щенятьеву должна была быть знакома — ведь тот в недорослях на флоте образование получил, — раскрыл перед Щенятьевым титульный лист, и тот стал читать с затруднением:

— «Разговор у адмирала с капитаном о команде, или Полное учение, како управлять кораблем во всякие разные случаи…»

— Заметьте, — прервал его вице-губернатор, снова возвышая голос, — сколь прелюбопытно там напечатано, судари мои: «Начинающим в научение, отчасти знающим в доучение, а не твердо памятным в подтверждение». Вот вы, господин адмиралтейц-секретарь князь Голицын, наука эта как раз по вашей части, вестимо вы уже книгу оную прочли?

Прошка Щенятьев закрестился под епанчой[67] — слава богу, отстал идолище вице-губернатор! А молодой князь Голицын ответил пренебрежительно:

— Науку мы сию в Амстердаме проходили под учительной тростью самого государя и таким же образом доучиваем в Санктпитер бурхе. Для сего нам книг не требуется. Не твердо же памятны в подобающем им звании разные Фомки да Еремки, вот пусть себе книги и покупают.

От дерзких его слов всем стало неловко. Ершов же только прищурился и стал указывать разные меры. Например, всем служащим московских приказов под угрозой немилостей оную библиотеку непременно посетить. Или — купцам закупать себе книги, кои надобны, по плепорции своего торга.

Подойдя ближе к полкам, вице-губернатор посоветовал Бяше книги раскладывать по смыслу — политичные отдельно, фортификационные отдельно, навигацкие опять же в своем порядке. Так же и гравированный товар — куншты, персоны, ландкарты — развешивать по принадлежности к различным сьянсам, то есть наукам.

Наконец адъютант подал ему треуголку с пышным плюмажем[68]. Ершов нахлобучил ее и быстро поднялся на улицу. Свита поспешила за ним.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы