Янис поперхнулся, его и без того далеко не бледное лицо стало багровым, он проглотил водку, но она рванулась наружу, так что бедолаге пришлось закрывать рот ладонью и глотать ту же водку вторично. На всю эту неаппетитную сцену шеф смотрел с равнодушным омерзением. Дождавшись, когда Янис перестанет делать судорожные глотательные движения, он спокойно повторил ту же фразу с теми же интонациями:
–Ты свободен, Янис!
Янис встал, посмотрел на мой одинокий стакан с водкой, на меня, косо развернулся и вышел. Шеф вылил содержимое моего стакана в свой, опрокинул тёплую водку в рот, занюхал кактусом и, слегка покраснев, заметил:
–Ты представляешь, Володя, с кем мне тут приходится иметь дело! Предатели, алкаши, трусы и ворьё, которым в мою молодость место было – на рее. На уме у всех только деньги. Это не солдаты! Это сброд. Ты – гей?
–Что? – не понял я, обалдев от такого откровения. – В каком смысле? Гей – это как? А-а! Нет, нет конечно. Я не голубой. Даже не понял сперва, о чём речь!
–Можешь звать меня сэр. Или мистер Сайрус Бэнкс. Или просто дядя Федя. Мне без разницы, как ты меня будешь называть. Твои друзья-моряки называют меня промеж собой кактусом. Видимо, вот из-за него! – он показал мне на свой занюхиватель, стоящий перед ним на столе в глиняном горшочке. – Итак, тебе двадцать четыре года, но ты не женат. Приехал в Америку на угнанной лодке. Зачем? Логично предположить, что ты гей, и тебя
российская власть всячески за это притесняла.
–Никто меня не притеснял! Просто хотелось посмотреть на вашу страну. Я много фильмов смотрел американских. Передач всяких про Америку. А за границу меня не пускали, потому что не служил в армии. Вот я и сбежал с товарищем. Он пошёл дорогу узнать и на мине подорвался. Его увезли на одной лодке, а меня – на другой. Вы не знаете, что с ним?
Шеф пропустил мою тираду мимо ушей. Он ещё потыкал в экран пальцем, потом задумчиво спросил:
–Ну и как тебе в Америке?
–Да как-то пока не очень. Кроме тюрьмы ничего не видел. Я думал, что на красивый пляж попадём с Пашей, а попали…
Я махнул рукой. Губы дрожали, в глазах всё растекалось. Меня всё равно не слушали. Толстяк тыкал пальцем в ноут, утирал обильный после водки пот и что-то читал, медленно шевеля губами. По крыше забарабанил дождик. Мне очень хотелось пить, есть и помыться. Я почесал искусанную комарами ногу, потом шею.
–Григорьев Павел Михайлович. Не женат. Адрес. Океанский проспект. У вас там что, все живут на Океанском проспекте? Других улиц нет? Преступник. В розыске. Хобби – борьба. Мать в университете. Работает продавцом. Точнее – работал. Ваше КГБ разучилось работать или решило, что мы тут все – полные идиоты? Хотя – недалеко от истины. Идиотов тут полно. Грустно. Два пацана. Без оружия. Без связи. Зачем вас сюда прислали? Скажи лучше сам: какова цель заброски? Мои парни не посмотрят на твоё больное сердце, если узнают, что ты – русский шпион.
У меня в животе похолодело, а язык присох к нёбу. Неужели он действительно решил, что я – шпион? И как доказать, что это не так?
–Я не шпион! – почти выкрикнул я. – Я просто дурак, который купился на сказку про красивую жизнь. Провалилась бы к чёрту ваша Америка! Я думал – тут клёво, а тут тюрьма! Я домой хочу! Козлы вы все!
Я закрыл лицо руками и заплакал навзрыд. Нервное напряжение последних дней дало о себе знать. Организм засбоил. Я был так подавлен, что не знал, как себя вести в ситуации, когда от одного слова зависит жизнь. То ли начать оправдываться, то ли умолять о пощаде? Как говорится, бывают минуты, когда всё решают секунды, и длится это часами!
–Т-ю-ю! Какие мы слезливые. Ну, хорошо, молодой человек. Я открою тебе свои секреты, а ты пообещаешь открыть мне свои. Удовлетворим друг друга! Я начну первым. И если после этого ты передо мной не исповедуешься – мои парни сломают тебе руки, а я после этого застрелю!
Он говорил очень спокойно и буднично. Это была его каждодневная работа. И от этого становилось особенно тошно. Я понял, что умолять этого робота бессмысленно. И надо что-то ему предложить. Но – что? Есть и пить сразу перехотелось, захотелось в туалет. Пока я всё это обдумывал, кактус вытащил из кобуры здоровенный пистолет и положил перед собой стволом ко мне. ( Пистолет был тяжёлый и потёртый. Не бутафория какая, а реальный рабочий инструмент, которым часто пользуются.) Не глядя на меня, он продолжил: