Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043

–Да, согласен с вами. Когда премию мира вручают за расстрел мирных жителей, а премию по физике – изобретателю средства по переделке людей в кретинов – это уже не премия, а издевательство над самой идеей премии.

–Значит, я – подопытная мышь? Откуда у моей матери взялся этот образец вашего Лаки Буша? И почему – Буш? Почему вообще у вас все последние президенты – Буши?

–Этот образец был всегда рядом с твоей матерью и с тобой. Даже до твоего рождения. У кого-то из наших зародилась гениальная идея: провести опыт на тему воздействия излучения на человеческий зародыш. Но лабораторию закрыли, ваша мать засобиралась домой. Вот и родилась идея: опыт не прерывать, а отправить излучатель вместе с беременной женщиной в Россию. Ведь русские не занимались вплотную излучателями и были не в курсе всех деталей. Тем было много. Твоя мать занималась разработкой, кажется, материалов для оболочки. Ну, скажем так – кожей. Она хотела сделать материал светлее, но по техническим причинам кожа получилась тёмная. Это позже придумали, как сделать её светлее, а первые десять роботов получились неграми. Этого негра вручили…я забыл имя твоей матери!

–Аня. Анна Ивановна.

–Вручили Ане. Вручили какие-то агенты вроде бы в качестве презента за хорошую работу. Нас курировали люди из ЦРУ. Всю науку в Америке давно курирует ЦРУ. Нельзя изобрести даже новый вид газировки, если на то нет разрешения от этого паука. Любые разработки начинают финансироваться только тогда, когда пауки дают добро. А добро они дают только тогда, когда убеждаются, что изобретение можно использовать во вред людям. Поверьте: если бы молотком можно было только забивать гвозди – молотков бы в Америке не делали. Они появились тут лишь потому, что этой штукой удобно пробивать череп! Я этого долго не понимал. Не верил, даже когда мне указывали на очевидные факты. Пока не убедился лично. На Луне мои приборы ставить можно, а продолжить разработки для мирного исследования Марса – нет! Ведь можно было хотя бы усовершенствовать защитные шлемы! Ничего не дали больше сделать! А ведь мы так далеко продвинулись в изучении мозга! Да, ценой потерь и ошибок! Но тот, кто пойдёт теперь этим путём – опять наступит на те же вилы.

–На грабли! – машинально поправил я. – Это грабли бьют в лоб, когда наступаешь на короткий край, а не вилы. Значит, мама не знала, что этот негритёнок вреден для здоровья? Она тоже подвергалась облучению?

–Думаю, работы по этой программе продолжались ещё долго после того, как закрыли нашу лабораторию. Есть секретный институт в Норфолке. Какая-то контора действует под видом медицинской академии в пригороде Нью-Йорка. Я ещё долго общался с разными людьми, которых интересовала тема воздействия излучения на мозг человека. У меня сохранилась электронная переписка и кое-какие личные наработки на эту тему. Ваша Аня была таким же кроликом, как и вы. А что с ней стало, если не секрет?

–Она жива – здорова, слава богу. Но она пятнадцать лет была словно под гипнозом. Никому не говорила про робота, хотя видела, что со мной происходит что-то не то. Он проработал пятнадцать лет, постоянно совершенствовал общение со мной, пока вдруг не сломался. Мать утопила его в море, и нам сразу стало легче. Кстати, ещё одного робота в одежде мексиканца я нашёл в Сан-Диего. Он был на гусеничном ходу.