Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим)

Одно знакомство, происшедшее на станции Рузаевка, следует описать отдельно. Там у нас была долгая остановка с обедом, после которого мы с Чухонцевым, прогуливаясь по шпалам соседнего пути, встретили двух девушек, рыжую и блондинку, в байковых лыжных костюмах. Олег нас представил друг другу. О рыжей Нине (имя изменено) я был очень наслышан. Гордость института, круглая отличница, ленинская стипендиатка, автор научных работ, открывавших ей, бывшей уже на пятом курсе, прямую дорогу в аспирантуру. Второй была второкурсница Ирина Брауде, чье имя я слышал впервые. Но обе мою фамилию знали — читали стихи в «Народном учителе». Я сказал, что у меня есть кое-что получше, и прочел недавно сочиненное стихотворение, навеянное еще не остывшей памятью об армейской службе. Оно сыграло в моей судьбе заметную роль, поэтому приведу его целиком: «В сельском клубе разгорались танцы. / Требовал у входа сторож-дед / корешки бухгалтерских квитанций / с карандашной надписью «билет». / Не остыв от бешеной кадрили, / танцевали, утирая пот, / офицеры нашей эскадрильи / с девушками местными фокстрот. / В клубе поднимались клубы пыли, / оседая на сырой стене… / Иногда солдаты приходили / и стояли тихо в стороне. / На плечах погоны цвета неба, / но на приглашения солдат / отвечали девушки: «Нэ трэба. / Бачь який охочий до дивчат!» / Ночь, пройдя по всем окрестным селам, / припадала к потному окну. / Видевшая виды радиола / выла, как собака на луну. / После танцев лампочки гасились. / Девичьих ладоней не пожав, / рядовые молча торопились / на поверку, словно на пожар. / Шли с несостоявшихся свиданий, / зная, что воздастся им сполна, / что применит к ним за опозданье/ уставные нормы старшина. / Над селом притихшим ночь стояла… / Ничего не зная про устав, / целовали девушки устало / у плетней женатый комсостав»./

Девушки выслушали стихи снисходительно. Нина странно усмехнулась и промолчала, а Ирина оценила одним словом: «Ничего».

Эта встреча стала началом двух событий в моей жизни. Нина привлекла меня своей незаурядной ученостью, и мы с ней очень скоро вступили в странную связь, которую условно можно было назвать романом. А с Ириной завязались отношения платонические. Я был ею очарован и восхищен, но ни на что большее не рассчитывал и не мог себе представить, что она в конце концов станет моей женой, первым читателем всего, что будет мною написано, и высшей оценкой моих текстов на всю жизнь станет ее одобрительное «ничего».

Мы с Ириной прожили сорок лет. Она умерла у меня на руках 4 января 2004 года и похоронена на Северном кладбище города Мюнхена.

Гоголевские фамилии

Конечным пунктом нашего путешествия оказалась Поповка, одно из трех сел, входивших в колхоз имени Тельмана. Колхоз этот был не целинный, а образованный давным-давно. В одном селе жили немцы, изгнанные из Поволжья в 1941 году, в другом чеченцы, сосланные в эти места тремя годами позже, а жителями Поповки были давние, еще с конца XIX века, украинские переселенцы с гоголевскими фамилиями: завскладом Тюлькин, завклубом Бородавка, бригадир Желтоножко, парторг Пятница, председатель Жилин и тому подобное… В первой моей повести «Мы здесь живем» я не удержался, дал вымышленным персонажам реальные фамилии и боялся, как бы не произошло из этого неприятностей. Книжка моя до Поповки, наверное, не дошла, никакой реакции на нее от тамошних обитателей не последовало.

К нашему приезду ничего в Поповке приготовлено не было. Наши вещи свалили у колхозного клуба, а нам выдали по черному мешку и повели за деревню к скирде соломы. Набив мешки соломой, мы превратили их в матрасы. В главном клубном зале разложили матрасы вдоль стен и расположились вперемешку: мальчики-девочки.

Колхозники относились к нам с откровенным презрением. Насмехались над неловкостью, с которой городские ребята орудовали лопатами, вилами и граблями. Меня выделяли, потому что я эти инструменты давно освоил, а со всеми остальными себя вели, как с ничего не умеющими нахлебниками. Ребята и в самом деле мало чего умели, но все-таки нахлебниками были скорее сами колхозники. Студенты, живя в намного худших условиях, работали для колхоза тяжело, неэффективно, зато практически бесплатно.

Мелкое начальство при этом бдительно следило за нравственностью студентов. Оно было уверено, что в клубе каждую ночь происходят оргии, и считало своим правом и обязанностью такого безобразия не допускать. Время от времени бригадир, парторг или завклубом в сопровождении наших начальниц-преподавательниц врывались в клуб с инспекцией, неожиданно включали свет и быстро скользили глазами по рядам спящих в надежде кого-нибудь застать врасплох.

На самом деле студенты и студентки были невинны и застенчивы. Хоть и спали практически вплотную друг к другу, но спали в буквальном смысле. Хотя без вздохов и робких касаний, а у кого-то, может быть, и без ночных поллюций не обходилось.

Остаточная деформация