Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим)

Зато как будто не ложным было сообщение наших командиров, что в польской школе-одиннадцатилетке, стоявшей напротив нашего КПП, половина преподавателей во главе с учителем физкультуры оказались тоже шпионами. Причем, что мне было особенно интересно, этого преподавателя я знал и даже разговаривал с ним. Однажды я как раз дежурил на КПП, когда пришел этот учитель и сказал, что желает встретиться с подполковником Ковалевым, чтобы договориться о проведении товарищеской встречи по волейболу. Пока он ждал Ковалева, мы с ним немного поговорили, но он у меня никакой военной тайны выведать не успел, только спросил: «Хорошая погода, не так ли?» И потом еще спросил, курю ли я. Поскольку факт моего курения тайны не составлял, я сказал: «Да, курю». Он угостил меня польской сигаретой, я сказал «спасибо», но сигарету положил за ухо, потому что курить на посту не имел права. Тем наше общение и завершилось — пришел дежурный по части и повел его к Ковалеву. Но через несколько дней, когда физкультурника и всю его шпионскую сеть загребли, я не без хвастовства рассказывал товарищам, что лично с этим шпионом общался.

Как я был патриотом и стал диссидентом

А в это время на нашей родине разворачивалась борьба с космополитами. Существом вопроса я заинтересовался, когда из письма мамы узнал, что ее уволили с работы в вечерней школе за то, что она еврейка. Формально ее обвинили не в еврействе, конечно, а в получении взятки. Взяткой назвали дамские часики, которые она приняла в подарок от выпускного класса. Я точно знал, что мать и отец совершенные бессребреники, мама бесконечно возилась со своими учениками, ни в коем случае ни с кого денег не брала, даже когда ей их предлагали. Я как раз ее бескорыстность не одобрял. Ее собственный сын остался недоучкой, у маленькой дочери не было лишней игрушки, а она, тратя все время на учеников, приходила в ужас, когда ей предлагали за это что-нибудь заплатить. Она когда-то окончила с отличием институт, математику любила до самозабвения, решала сложнейшие задачи и была выдающимся преподавателем. Оставшись без работы, когда уж совсем подперло, она стала заниматься репетиторством с наиболее способными учениками и натаскивала их так, что они, если не были евреями, поступали в самые престижные московские вузы. Это были дети вполне обеспеченных родителей, готовых платить приличную цену, но мать брала половину и при этом краснела, как будто ей платили за что-то нехорошее.

Так вот, когда ее уволили, я задумался о том, что происходит в стране, стал заглядывать в газеты и заметил, что в них очень много пишут о каких-то космополитах и у космополитов этих у всех фамилии неславянского звучания. Я понял, что идет кампания травли именно евреев, и моя мать оказалась жертвой этой кампании. В то время я был, если хотите знать, патриотом. В самом точном значении слова. Будучи человеком недисциплинированным, я все-таки считал себя обязанным защищать родину в мирное время, а если придется, и в немирное. Но, узнав об увольнении матери, я задумался: почему я должен защищать это государство, если оно ведет нацистскую политику? И тогда однажды ночью я написал свое первое диссидентское письмо, в котором объявлял, что отказываюсь служить в армии государства, где мою мать преследуют за то, что она еврейка.

Нет сомнений, что если бы я это письмо отправил куда бы то ни было, мои теперешние воспоминания оказались более драматичными. Если вообще было бы сегодня кому чего вспоминать. Но я письмо не отправил. Подумав и представив, что со мной будет, если я это письмо отправлю, я поступил благоразумно: изорвал письмо в клочья и спустил в уборную.

Дядя генерал

Кстати сказать, я до этого писал много писем начальству, но по другому поводу. Я обращался к разным генералам авиации, известным и неизвестным, с просьбой разрешить мне поступить в летное училище, обещая одновременно доучиться в вечерней школе. Известные генералы — Николай Каманин и Василий Сталин — мне не ответили, а неизвестные иногда отвечали. Один, фамилию которого я не помню, даже два письма личных мне прислал. Выражал сочувствие, но утверждал, что без аттестата поступить в училище невозможно.

Почту, приходившую в роту, почтальон оставлял на тумбочке дневального. Письмо от генерала увидел наш старлей Потапов. Спросил меня, уж не родственник ли мне этот генерал. Я сказал: «Дядя». Но потом признался, что пошутил.

Глава двадцать четвертая. Яблоки и кулаки

Обеспечение неуклонной регулярности

Анекдот. Генерал спрашивает у пообедавших солдат: «Наелись?» Голос из-за стола: «Не наелись». Генерал: «Как фамилия?» Голос (угрюмо): «Наелси, наелси…»